Господь мой и Бог мой. Евангельские чтения. В помощь открывшим Евангелие

«Если сказанное будет истинно и не найдется девства у отроковицы, то отроковицу пусть приведут к дверям дома отца ее, и жители города ее побьют ее камнями до смерти, ибо она сделала срамное дело среди Израиля, блудодействовав в доме отца своего; и так истреби зло из среды себя» (Втор. 22:20, 21).

…К слову сказать, Мария, слушавшая архангела, прекрасно знала эту ветхозаветную заповедь. Зачавшая невесть от кого отроковица – смертница. И Ее «се раба Господня, да будет Мне по слову твоему» – не просто согласие выносить Мессию, даже не просто согласие на позор и бесчестие внебрачной беременности, а согласие на смерть ради слов Господних.

И каким же оксюмороном звучали для Нее эти Слова – ведь Ей фактически объявляли смертный приговор, но притом называли благодатной! Ее должны были побить камнями вместе с нерожденным ребенком; и притом «Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца» (Лк. 1:32, 33).

И Ее согласие превосходит послушание Авраама, который занес нож над собственным сыном, хотя имел обетование, что от него произойдет множество народов. Я верю Тебе так, что готова умереть, ведь это естественное следствие Твоих слов; но ради того, чтобы их исполнить, чтобы просто поступить, как Ты говоришь, Я готова отдать жизнь.

…но Иосиф, «будучи праведен», то есть полностью подзаконен, в то же время «не желает» оглашать Марию и становиться Ее обвинителем, по сути – палачом. Ему тяжела мысль, что эту Девочку побьют камнями за Ее проступок, и первый камень кинет он сам. Вместо того он желает «тайно отпустить» Ее. Милосердно?

Да нет, не очень.

Сразу встает вопрос: а куда ей идти?

Куда идти беременной сиротке? К кому? Кто ее примет, обрученную, но отпущенную, а по правде-то – изгнанную женихом? В Храм? К родственникам? Но пройдет совсем немного времени, и Ее положение станет всем очевидно. Казнь не отменяется – она лишь откладывается на время.

Иосиф, по сути, просто умывает руки. Моя хата с краю, ничего не знаю, пусть как-нибудь решится без меня. Но и это уже шаг вперед по сравнению с ветхозаветной праведностью, в глазах которой грешник никогда не был больше своего греха.

Иосиф еще не входит в меру Нового Завета с его беспредельным милосердием. В нем не хватает сострадания покрыть то, что он считает грехом, и уже слишком много жалости, чтобы собственноручно обречь невесту на смертную казнь.

Тут граница, когда человек, воспитанный в Законе, САМ принимает решение, отходящее от Закона, не будучи подкреплен при этом ничем, кроме нежелания смерти грешнице. У него нет ни приказа свыше, ни примера перед глазами – только это внутреннее чувство: «Не хочу ее смерти… не хочу быть причиной ее смерти». Но еще не могу принять ее и покрыть ее грех.

Св. Иосифа Обручника можно было бы назвать образом Ветхого Завета. Старец с посохом, безмолвно и надежно возвышающийся над юной Марией с Новорожденным… Он не отец, но из той же ветви и от той же лозы; он не Отец, но первый принимает на руки то, что не от Закона, а по благодати, напрямую от Бога, чистое к чистейшей.

А потом Ему говорят: разве Ты не сын Иосифа плотника? Нет, не сын, но принятый, сбереженный и сохраненный им. Наученный им многому. Огражденный Законом, некогда данным Отцом, но пошедший вслед Отцу, а не вслед отчиму. Закон ведь не отец детям Божьим, он их хранитель, он их детоводитель к Богу, он связан с Отцом, но он не Отец.

Иосиф – первый, кто возьмет на руки Спасителя. И первый, кто ощутит в сердце, что праведность не выше жалости, что не хочется отдавать грешника на смерть, что: «Господи, спаси как-нибудь, я – не могу!»

А Он – может.

И спасет.

И грех в Его глазах никогда не станет больше человека.

Рождество Иисуса Христа