Господь, мы поднимаемся

В дальнейшем многие исследователи пытались, но так и не смогли понять, что дало силы, казалось бы, полностью разочаровавшимся детям, не отречься от своей веры. Их предали люди, предал пророк, их мечты разлетелись на тысячи осколков, они должны были сотнями переходить в ислам, если не от обиды на небо, то хотя бы для того, чтобы просто сохранить себе жизнь. А они становились мучениками во Христе. Не все, но становились.

Так сухо констатировали летописи.

И не было в их выборе осознания подвига, не пели они гордо в подвале свой гимн, сидели тихо, вздрагивая от любого постороннего шума, каждый оставался наедине со своими внутренними переживаниями, наедине с Богом, которого они не предали.

Сошлись ученные и богословы в одном: виноват Папа, а вообще, весь детский крестовый поход – это нагромождение загадок от самого начала до конца, причём конец вообще не укладывается в рамки любых рациональных объяснений.

Те пятьдесят человек на пиру оказались лишь первыми. Никого не минула чаша выбора. Во дворце султана оказалось около сотни детей, отказавшихся переходить в мусульманство. Всех их отправили в подвал. А сколько ещё было неизвестных мучеников от Алжира до Дамаска, куда детей завели дороги рабства. Сколько произошло неизвестных трагедий, о которых уже никто никогда не узнает.

Позже, годы спустя, когда приплывший в Марсель монах-францисканец расскажет людям, что происходило с детьми, кто-то вспомнит, что приблизительно в то время, когда, по рассказам монаха, дети прибыли в Каир, во многих храмах Франции мироточили иконы.

Вспомнят, что в храме Сен-Дени тогда внезапно замироточило деревянное распятие, стоящее у алтаря. Миро обильно выделялось из дерева, и было его так много, что каждое утро подставка, на которой стояло распятие, оказывалась закапанной. Посмотреть на чудо приходили люди со всех окрестностей.

Плач икон издревле объяснялся церковью, как напоминание людям об их грешной природе. Мы всегда всё принимаем на свой счёт. Но иконы плачут ещё из-за того, что где-то, может быть, рядом с нами, а может, на другом краю земли, кому-то из неизвестных людям мучеников сейчас очень плохо.

Надо добавить, что после первого отказа никто уже не предлагал детям отречений. Это султан и шейхи проявили своеобразную жалость. Другие их так не жалели. Потому что выгодней, чтобы дети оставались неверными, потому что за мусульман пришлось бы отвечать перед Аллахом, а с христианами делай, что хочешь.

На этот раз судьба пожалела Марию. Она не осталась в подвале до того вечера, когда в подвал спустились телохранители султана, мамлюки – выдрессированные, как овчарки, представители кочевых тюркских племён.

Главными качествами телохранителей считались преданность и абсолютная безжалостность. Если бы султан приказал, любой из них, не дрогнув, убил бы новорождённого младенца, собственную мать. Эти качества, как своеобразный кодекс чести, прививались мамлюкам с раннего детства. Чтобы привить новым воспитанникам безжалостность, спустя пару недель после отъезда девочки, мамлюки привели с собой в подземелье двух мальчишек.

В тот вечер в подземелье было тихо. Исчезли даже обычные звуки при большом скоплении людей: шевеление, кашель, негромкие разговоры. В темноте под сводами подвала царило всеобщее предчувствие чего-то страшного.

Мамлюков было человек шесть, все с факелами. Но казалось, что их намного больше, когда они спустились по лестнице и заполнили собою весь проход между решётками. Сразу почувствовалось, что спускающиеся в подвал люди пришли сюда не просто так, – не раздавать сухари и не дразнить сумасшедшую. В их поведении чувствовалась молчаливая безжалостная сила. Они несли с собой страх. Поначалу мало кто заметил находящихся среди них двух худеньких мальчишек в тюркских халатиках, с обритыми головами. Одним из этих мальчишек был Басен.

Мальчики ещё не понимали по арабски, но они знали, зачем их сюда привели. Басена трясло. Мальчишка был бледен, сам того не замечая, он постоянно облизывал языком губы, но они тут же становились сухими. Он видел проход, решётки, за решётками – какие-то силуэты. В ближайшей камере кто-то чуть слышно прошептал: «Господи, защити».

Взрослые в обучении воспитанников не тратили время на пустые разговоры.

– Открывай, – негромко приказал тюремщику один из мамлюков, указав на двери камеры. Тюремщик засуетился, зазвенел ключами. В следующий момент старший шагнул в камеру, схватил за локоть первого попавшегося мальчишку и выволок его на проход. Передал кому-то факел, прижал мальчишку спиной к себе, одновременно вынимая из ножен кинжал, пятернёй ухватился за лицо и задрал его голову, приставляя кинжал к горлу. Рука залепила мальчишке рот, тот не мог кричать. В свете факелов было видно, что его глаза широко открыты.

Абсолютно спокойно, словно он режет барана, мужчина на одно мгновение задержал лезвие у шеи, показывая новым воспитанникам, как это делается, а затем резким и длинным движением провел кинжалом по горлу. И тут же оттолкнул мальчика от себя.