Господь, мы поднимаемся

Мальчишка упал на колени. Он издавал какие-то звуки, похожие на кашель. Оставался на коленях несколько долгих секунд, потом повалился набок.

– Хоз (Держи), – приказал мамлюк, протягивая кинжал Басену. Глаза Басена были широко раскрыты, как и у того, зарезанного. Он завороженно смотрел на лицо мамлюка, на протянутый ему кинжал и оставался без движения. Кадык его несколько раз дёрнулся, словно он пытался проглотить огромный, застрявший в горле ком.

– Хоз, – повторил мамлюк.

В это время из камеры уже выволакивали следующего мальчишку. Он не сопротивлялся. Чужой, немеющей рукой Басен принял кинжал. Невыносимо сильно билось сердце. В какой-то момент показалось, что он сейчас потеряет сознание.

Мальчишку крепко держали с двух сторон, кто-то сзади схватил его за волосы, поднимая голову вверх. Ладонь зажала рот. Глаза мальчика были округлены. Басену показалось, что он знает его, что они шли в одном отряде. Медленно перевёл взгляд на рубаху и увидел несорванный крест из чёрных лоскутов.

– Итбах! (Режь его!), – как хлыстом подстегнул голос стоящего рядом мамлюка.

Взрослые плодили волков. Воспитанники должны были пройти испытание кровью, убивая своих бывших товарищей. Если бы Басен отказался, то, скорее всего, его самого оставили в этом подвале. Но он не отказался. И ещё не веря, что способен сделать это, Басен махнул кинжалом, несильно, неточно, мальчик с зажатым ртом замычал, и в тот же миг в одной из камер закричал чей-то пронзительный голос.

– Итбах! – кричал старший.

Чтобы ничего не слышать, кто-то из детей зажимал уши, но крики всё равно проникали сквозь плотно прижатые ладони. На проходе шла возня. У Басена ничего не получалось, металлическая рукоятка кинжала выскальзывала из рук, движения были слабыми, неуверенными, он несколько раз ронял кинжал на землю, изрезанного мальчишку держали уже трое взрослых, а Басен всё никак не мог его добить. Потом нож дали второму воспитаннику, затем снова Басену, так как у второго началась рвота. Ладонь мамлюка соскочила с перекошенного рта убиваемого, он криком просил отпустить его, звал маму, мамлюки его не понимали, а измазанный кровью Басен морщился, гримасничал, словно старался изгнать из сознания его крики, словно пытался раз и навсегда забыть французский.

Сколько это продолжалось, он не помнил. Мальчишка был уже мёртв, а он, страшный, с остекленевшими глазами, с дёргающимся ртом, не помня себя, продолжал наносить удары, пока его не оттащил кто-то из взрослых.

Запомнилось лишь то, что, когда они уходили, в подземелье пронзительно закричала сумасшедшая. Тюремщики не упустили случая подшутить над ней, уходя, они затащили в ее камеру тела двух убитых мальчишек, оставив их с ней до утра.

Безумная женщина забилась в угол и кричала, не останавливаясь, уставившись на два неподвижных тела. Ей казалось, что один из мертвых – это её подросший сын, зарезанный по приказу соперницы.

В казарме мамлюки насмешливо похлопывали Басена по плечу. Остальные воспитанники подходили, спрашивали, где он был, но он молчал. Ему казалось, что, если внимание к нему продлится ещё минуту, он не выдержит и закричит – дико, во весь голос, как та сумасшедшая. Ему дали тазик и воду в кувшине. С каким-то ожесточением он смывал с рук и лица брызги и пятна подсыхающей крови. Когда-то они все менялись кровью, чтобы сродниться с ангелом. Но сейчас Басен об этом не вспоминал, думал только о том, что скоро ночь, все разойдутся спать, и ему придётся лечь на тюфяк, закрыть глаза и оказаться наедине с собой.

Совесть пощадила его, он заснул сразу, и ночью ему снились дом, мама, снег, Рождество во Франции. Пронзительный щемящий сон, после которого хочется, чтобы сон и явь поменялись местами.

Позже Басена и других воспитанников не раз водили в подземелье. Около сотни детей в подвале были зарезаны, как расходный материал. Султан со временем о них забыл. Некоторых из детей тюремщики заводили в пустующую камеру, насиловали там, а затем душили. У детской сказки оказался страшный конец.

Позже о детском походе будут много говорить с духовной точки зрения. Людям просто необходимо всё объяснять. Кто-то из богословов скажет, что сказка превратилась в трагедию из-за того, что лидер детей, пастушок Стефан, не прошёл испытание тщеславием и белый ангел сменился в нём ангелом чёрным.

Может, и так. Но на самом деле всё это неважно. Если бы люди проявили сострадание, если бы султан поступил так, как мысленно советовал ему наивный деревенский священник падре Паскале, если бы детей отправили на кораблях обратно домой, то это был бы действительно последний крестовый поход на все времена, потому что милосердие, проявленное к детям врага, сделало бы из врага друга.

Милость неба не надо делить. Её хватит на всех: и на христиан и на мусульман. Но тайна ревности, заложенная в самой человеческой природе, продлит эту войну навечно, словно на земле остались одни потомки Каина.