Господь — Пастырь мой

Перед человеком, живущим в Боге, зло останавливается само, как перед Аароном. Или же, если зло чрезвычайно агрессивно, оно убивает этого человека, как оно убило Иисуса и многих его учеников, например апостола Иакова, а недавно — брата Роже из Тэзе.

Но оно проигрывает, даже когда убивает. Зло, смерть только внешним образом добиваются своего. Нет ничего общего у Христа с Велиаром, нет ничего общего у Бога и у смерти.

Истинная победа над злом достигается через то, что человек начинает жить, а не бороться, начинает жить с Богом, заключая завет с Ним, входя в общение. Жизнь в миротворчестве, с Богом — это способность общения с Богом, потому что общение и есть плод мира, благоденствия.

Способность и возможность общения и есть плод примиренности, плод мира и мирного противостояния злу, плод жизни в мире и, как следствие этого, общение является признаком Царства Небесного. Участие в Евхаристии мы называем приобщением. Говорим: приобщились, то есть мы соединились через причастие со Христом и друг с другом.

Так через способность сохранять общение с каждым в этом мире, с каждым из этого общества, мы преодолеваем зло, потому что зло и, как конечное проявление зла, — смерть, есть разрушение общения, разрушение отношений или их прекращение.

Уходя от общения, от диалога, мы уступаем силе зла. Только через общение Церкви с обществом, если Церковь живет по законам Церкви, мы можем противостоять злу этого мира.

Миротворение — это всегда жертва. Мир приобретен жертвой Христа. Часто у миротворца возникает мысль о том, что все его усилия бесполезны, не помогают, мир не становится лучше. Но, как ни странно, именно этим погружением в кажущуюся тщетность, умалением достигается мир. Если для человека становится что‑то невозможным, значит, время действовать Господу, время творить мир.

Об этом мире всего мира молился Шарль Фуко:

«Отче, Ты хочешь, чтобы между Твоими детьми царила неистребимая любовь, чтобы они терпели друг друга с нежностью и упорством, дабы сохранить мир, чтобы они без сопротивления принимали насилие, оскорбления, даже самую смерть, чтобы они предпочитали умереть, лишь бы не нанести брату раны, не бороться против него.

Отче, в какой же любви, в каком мире, в каком нежном единении Ты хотел бы видеть Своих детей.

В Твоем свете ясно как день, что малейшее умножение любви среди детей Божьих в тысячу раз ценнее, чем все материальные блага мира.

Не будем защищаться, когда нас обижают, подставим горло как агнцы, чтобы нам не вступать в спор с братьями, но побеждать их добротой, чтобы мы подражали божественному Агнцу, Который позволял бить Себя, оплевывать, ругать, завязывать Себе глаза и бичевать Себя, надеть на Себя терновый венец и возложить на Себя Крест.

Будем же переносить все оскорбления, все несправедливости, издевательства, насилия, пощечины, удары, раны, оковы и смерть. И будем молиться за тех, кто ненавидит нас:"Отче, прости им, ибо не ведают, что творят". И возблагодарим Бога, что Он удостаивает нас, столь недостойных, такого сходства с Собой. Аминь».

Тайна умаления

Начиная жизнь в Церкви, человек ожидает, что он будет становиться лучше и лучше, сильнее и сильнее, мудрее и мудрее, христианство он воспринимает как некую программу самоусовершенствования, восхождения по лестнице добродетелей. Ведь Господь всех нас призвал к совершенству: Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный (Мф 5:48).

Но наступает пора недоумения, когда с человеком происходит противоположное тому, что он ожидал: нет никаких видимых успехов. Он раздражается и смущается. На исповеди говорит: «У меня нет любви, нет смирения, нет терпения». В чем причина?

Все потому, что, ожидая даров от Бога и получая их, он все больше и больше начинает уповать на сами эти дары. Центр тяжести духовной жизни незаметно смещается, и в итоге в душе человека воцаряется надежда на полученные от Бога качества, а не на самого Бога. Человек становится накопителем богатств, пусть и духовных.

Стремление к результатам в духовной жизни опасно, потому что вместе с идеей результата, успеха, достижения в душу вкрадывается идея обладания. В самом деле, раз я достиг чего‑то, то по справедливости и по заслугам я буду этим обладать. Но в таком застывшем обладании всегда различим дух неподвижности, то есть смерти.

Истинные отношения с Богом не предполагают какого‑то обладания.

Так что же, нам отказаться от усилий духовного роста? Нет, духовный труд обязателен, мы должны жить в подвиге, очищаться от греха, духовно расти, совершенствоваться и иметь посильные аскетические труды, опасность же состоит в том, что духовный рост может становиться самоценностью. И тогда, не продвигаясь вверх, мы унываем и ропщем, а получая духовные дары, поднимаясь на одну ступенечку, мы готовы на ней поудобней расположиться, сделать себе «кущи» и сказать своей душе как безумный богач: «…пей и веселись.»

Что же все‑таки делать: стремиться к духовному росту или отказаться от него? И как иначе понимать сам духовный рост, если не как накопление добродетелей и высоких духовных качеств?