Господь управит

Дядька разрешил спать на чердаке, на свежескошенном сене. Сено было мягким, пахло чабрецом и полынью. За трубой, отгороженные сеткой, ворковали голуби, а в открытую чердачную дверь, в такт стрекочущим кузнечикам, перемигивались далекие звезды. Долго шептались мальчишки о новом красивом Боге. И еще о том, что утром они пораньше встанут и пойдут на протоку, к ставку, бубырей ловить.

Утром бубыри спокойно плавали в протоке, а потом запрятались под коряги. Рыбаки проспали и первых, и вторых петухов, да спали бы и дальше, если бы голуби не подняли страшный шум, обороняясь от залезшего поживиться кота.

На рыбалку все же решили идти, но прежде надобно было чего-то поесть. В кухне, на столе, под марлей, дожидались ребят кринка молока и два ломтя свежевыпеченного хлеба.

— Сеструха оставила, — гордо сообщил брат, и добавил по-хозяйски: — Матери некогда. Она на ферму затемно уходит.

По дороге к протоке и пруду (ставку по-местному), рыболовы заглянули в сад: сорвать по паре еще кислых зеленых яблок, да отыскать в бабушкином огороде по огурцу. Кроме этого нехитрого провианта, их экипировку составляла старая тюлевая занавеска с двумя палками по сторонам, гордо именуемая «бреднем».

Часа два братья таскали свой «невод» по камням протоки и вязкому илу ставка, но, кроме старой лягушки и преклонного же возраста рака с одной клешней, ничего не поймали. Когда сил не осталось, а огурцы с яблоками были съедены, Сашка вспомнил о новой иконе с красивым Богом.

— Бежим! — закричал Сашка. — Бабушка уже приехала давно! Слышал, как мотовоз стучал?

Мальчишки быстро вытряхнули из «бредня» остатки ила с водорослями и помчались к бабушкиной хате. Брату добежать до цели не удалось: мать окликнула. Она как раз возвращалась с фермы и послала сына в сельпо за солью. В те годы матерей еще слушались беспрекословно, поэтому огорченный брат лишь рукой махнул:

— Ты, Саня, беги, а я позже зайду.

Дверь в бабушкину хату была уже открыта.

— Дома! — обрадовался Саня.

Сандалии слетели с ног мальчика и он, не смотря под ноги, ринулся через коридор и горницу в зал, где в углу, на столике под иконами, уже стоял красивый и ласковый Бог. Он был в рамке под стеклом. По углам Его пылали разноцветные блестящие цветы, растущие на удивительно чудных ветвях.

Сашка в онемении и восторге замер перед иконой и только через некоторое время услышал сзади причитания бабушки:

— Ох, Господи, да как же это! Как же ты не разбился-то?

Сашка оглянулся и… ничего не понял.

Там, где он только что пробежал, зияла полутораметровая квадратная дыра открытого погреба. Из него выглядывала голова бабушки. Старушка, поднявшись на несколько ступенек по подвальной лестнице, с ужасом смотрела на внука, пролетевшего над ней и не разбившегося.

— Онучек, Санечка, как же ты по пустому-то прошел? — заплакала бабушка.

Сашка стоял у глубокой двухметровой ямы, смотрел в ее черную пустоту и только твердил:

— Я к Богу бежал, бежал и не провалился.

Владыка Иоанникий

Епархиальное управление тогда еще Донецкой и Ворошиловградской епархии состояло из одного небольшого здания, непонятным образом вмещавшего и епископские покои, и приемную, и кабинет секретаря, и бухгалтерию. Импозантный особняк, хотя и находился в старом купеческом районе Луганска, к началу 90-х годов прошлого века выглядел заброшенным, унылым и по-мещански неказистым. Во дворе центра всего православного Донбасса, за железными воротами, напротив владычных «хором», тянулся длинный сарай под гордой вывеской «Епархиальный склад». Еще одно продолговатое строение как бы дописывало в епархиальном дворе незавершенную букву «П». Оно вмещало в себе комнатку для приезжих, квартиру епархиального секретаря и гараж, в котором гордо возвышался черный «ЗИЛ» времен раннего Хрущева или позднего Сталина. На содержание этого железного коня уходила значительная часть епархиального бюджета, ибо он вечно требовал ремонта и крайне неэкономно пожирал топливо.

Вот и все управление… на крыльце которого, в те, первые годы возрождающейся Церкви, вполне бы уместилось все священство двух областей и еще осталось бы место для регентов, алтарников и псаломщиц.

Владыка, носивший титул Донецкого и Ворошиловградского, больше все же полюбил патриархальный Луганск. Полумиллионный город оставался в тени юзовских, горловских и макеевских терриконов, промышленности и современности, но все же географически возвышался над оставшимися приходами, вынесшими лихолетья гонений 60-х годов и десятилетия государственного презрения остальных времен развитого социализма.

В Луганске был много претерпевший, но выстоявший Петропавловский собор, который, как тогда казалось, и стал главным аргументом в выборе епархиального центра. Но, скорее всего, владыка уже тогда знал, что не пройдет и двух лет, как вторая кафедра станет первой. Так и случилось. Сперва городу Луганску вернули его исконное имя, а затем образовалась новая церковная административная единица: Луганская и Старобельская епархия.