Господа Чихачёвы

Сколь бы ограниченным ни был их доход в сравнении с богатейшими землевладельцами, в письме к зятю Андрей заявлял, что неизбежные жертвы были приемлемой ценой за возможность вести сельскую жизнь. Подчеркнув слова «как жаль, что я не богат и хорошо, что я не богат», он продолжает: «…у меня одна поговорочка: „все к лучшему!“. Вырости на Дорожаевских или Бордуковских полях золото, жемчуг, алмазы или оставайся все по-прежнему (а бы только не покупать хлеба и не ссориться с опекунским советом), я все буду жужжать: „все к лучшему“!»[138] Дело не только в словах, сколь ни полны они страсти. Тот факт, что Андрей продолжал жертвовать некоторыми удобствами при избранном образе жизни и превозносить привольное сельское житье и после того, как выплатил свои долги, позволяет предположить, что он искренне ставил мирную жизнь в деревне выше богатств. В статье, предназначавшейся для более широкой аудитории, Андрей спрашивал, у кого есть время на то, чтобы следовать моде, а затем подчеркивал, что безрассудно тратить слишком много денег в обстоятельствах, когда в любой момент могут появиться незапланированные расходы: «То купи, другое купи, в самое благополучное время, а прихворнется, а не уродится, а сгорит! Боже ты мой! Как тут могут идти на ум деньгобросие и времябросие»[139].

Несмотря на благоразумие и экономию, Чихачёвы могли побаловать себя некоторыми импортными товарами, в частности – время от времени купить бутылку шампанского или иного французского вина. Обычно они пили красное или белое вино, покупавшееся в Шуе, домашние фруктовые или медовые вина и водку[140]. Наталья высоко ценила маленькие сигары и нюхательный табак, покупавшиеся в Москве. Андрей и Яков предпочитали курить трубки и были не столь разборчивы, когда дело касалось табака, но Андрей был ценителем необычных семян и цветочных луковиц из торговой столицы империи. В мае 1836 года Андрей попросил Якова подарить ему «тетрадк[у] белой голландской большого формата бумаги», чтобы написать «пространное письмо, или записку подать какому-нибудь значительному чиновнику». Яков послал ему требуемую бумагу, добавив: «Уверен, что ты будешь доволен; хоть к царю пиши – так хороша: я купил ее еще в Неаполе»[141].

В 1835 году Яков послал в подарок Андрею на день рождения «зрительную трубу» своего отца. Одновременно он также отправил Андрею и Наталье «кресла Вольтеровские». Первый подарок был семейной реликвией и, возможно, то же можно сказать и о креслах. Даже приготовление подарков не было поводом бросать деньги на ветер[142]. Это было еще более верным в другом случае, когда очаровательный «сюрприз» Тимофея Крылова Якову оказался надписью «Телеграф», выполненной «золотыми литерами» на обложке сборника кодов для домашней телеграфной системы Андрея и Якова. Яков был в «восторге»[143].

Временами можно было позволить себе роскошь: например, когда в Вильно Алексей купил «новомодную мантилью», чтобы отослать своей «сестрице показать, какие здесь носят»[144]. Но даже предметы роскоши покупались с известной скромностью. Тому же художнику, который писал семейный портрет, было заказано написание икон святого Митрофана и для Чихачёвых, и для Якова. Приглашая художника Орехова (его фамильярно называли «Орехыч»), Яков спрашивал Наталью, сколько она заплатила «Рафаэлю», поскольку художник должен был скоро прибыть, а Яков не мог вспомнить условленной цены. Наталья ответила, что он должен заплатить «три четверика», всего лишь семьдесят пять копеек серебром[145].