Господа магильеры

Кронберг спустился с невысокого обрыва и зашагал по песку к линии прилива. Он специально выбрал эту закрытую крошечную бухту подальше от отеля, чтобы обойтись без лишних зрителей. С этой точки зрения позиция была выбрана крайне удачно. Постояльцы «Виндфлюхтера», тучные уставшие бюргеры и их бледнокожие молодые жены, купались, как правило, на ухоженном пляже возле отеля. Никто из них не стал бы вставать спозаранку и предпринимать долгие пешие прогулки. Не было здесь и местных жителей из Бад-Доберана. Только море, это доисторическое гигантское существо, ворочающееся на своем ложе, грозное даже в спокойствии, видевшее за свою жизнь столько всего, что человек на его фоне был даже не букашкой, а мимолетной пылинкой.

— Привет, — сказал Кронберг морю, как старому приятелю, — Давно не виделись, а?

Кажется, море приветственно рыкнуло в ответ. Может, узнало. Кронберг же узнал его, хотя в последний раз, когда они виделись, море выглядело иначе.

В тот раз оно было серым, как солдатское шерстяное одеяло, мерно колышущимся, тревожным. По его поверхности плыли остро очерченные силуэты стальных громад, состоящих, казалось, из одних лишь орудийных башен, антенн и труб. Серое на сером. И только дым, плотными струями бивший в небо, был угольно-черным, жирным, как дым над горящими городами. Кронберг тогда стоял, впившись потерявшими чувствительность пальцами в ледяной поручень, ему казалось, что он чувствует нарастающую тревогу моря.

Огромный зверь, проживший миллионы лет, тоже ощущал движение на своей поверхности, чувствовал, как неумолимо сближаются хищные стальные силуэты, может, даже чувствовал, как тревожно в их глубине пульсируют по нервам-проводам мысли-приказы.

«Подтверждаю контакт с целью. Цель предварительно опознана как дредноут класса „Куин Элизабет“. Вероятно, это „Вэлиент“. Главный калибр в полной боевой готовности, готов стрелять по команде…»

Кронберг подошел к линии прибоя и улыбнулся, когда волны жадно схватили его за ноги. Они защекотали его, мигом промочив ноги до самых колен, но быстро поняли, что добыча слишком велика и, разочарованно шелестя, откатились обратно. Вода была холодной, несмотря на летнее время, даже у побережья она заставляла кожу болезненно неметь. Но Кронберг не собирался купаться. Не за этим он так долго шел, выбирая безлюдное место. Он еще раз втянул в себя воздух, пахнущий острой морской солью, разлагающимися водорослями и мокрым песком. Протянул руку вперед, словно для дружеского рукопожатия. И море на миг замерло, пенные шапки волн на мгновенье застыли в своем бесконечном движении, или же Кронбергу так лишь показалось. И еще он ощутил, как в стылой колышущейся туше вдруг родилась крохотная теплая частица, и как эта частица задрожала в такт с биением его сердца.

— Все-таки помнишь меня, — улыбнулся Кронберг. Говорил он беззвучно, одними губами. Морю не интересны чужие звуки, — Помнишь… Ну, давай. Вот так, вот так…

Протянутая для рукопожатия рука немного дрогнула, пальцы стали осторожно двигаться, на ходу вспоминая нужный порядок, подстраиваясь, как пальцы опытного скрипача, они не столько давили на что-то, сколько воспринимали чужую пульсацию, играли с ней, нащупывали что-то.

Море, раз за разом окатывающее его ноги ледяными брызгами и тающей пеной, изменилось. Из его серо-зеленого тела поднялась колонна воды толщиной с человеческое запястье, не больше. Эта колонна вырастала из воды и медленно тянулась к руке Кронберга, точно неуклюжее щупальце, ищущее рукопожатия. Кронберг позволил ему коснуться своей ладони, ощутил чужое холодное прикосновение. Какая же соленая вода… Давно ему не приходилось иметь с такой дела. Но это не страшно. Море его помнит. А уж он-то сумеет найти язык с этим зверем…

Кронберг резко поднял руку выше, и колонна морской воды стала расти вертикально вверх. Секунда — и она уже выше человеческого роста, причудливый побег на поверхности волнующегося и шипящего морского поля. Две секунды — и водяное щупальце качается уже высоко над головой Кронберга. Под порывами ветра оно рябило, в его толще можно было разглядеть беспорядочные водовороты клочьев водорослей, но вместе с тем казалось незыблемым, как каменный столб.

Едва уловимое глазом движение пальцев — и водяное щупальце утратило эту незыблемость, стало пластичным, упругим, танцующим на ветру. Кронберг заставил его выгнуться резкой дугой, потом хлестнул по поверхности моря, срезая с волн пенную шапку, потом вновь поднял свой водный хлыст высоко над головой.

— Порядок, — пробормотал он, прислушиваясь к собственным ощущениям, — Надо думать, я все еще в неплохой форме. А теперь попробуем-ка номер посложнее.