Господа магильеры

Менно взял вахтенный журнал подмышку. От постоянной влажности бумажные листы коробились, а кожаный переплет посеребрился плесенью. Этот журнал был похож на мертвое животное, которому всё отказывают в захоронении, хоть и хранят под землей, и пахло от него соответственно.

Здесь все скверно пахло. Собственная одежда, постоянно подгнивающая, источала едкий и прилипчивый запах тлена. Непросыхающие сапоги распространяли вонь брошенной скотобойни. Карбидный фонарь пах едко и распространял металлический привкус. А еще был особенный подземный запах, всепроникающий, давящий и тревожный, сродни запаху свежей могилы, распахнувшей свой зев. Это был запах потревоженной земли. Он кажется почти сладким, когда идешь вдоль распаханного поля. И удушливым до тошноты, когда оказываешься на тридцатиметровой глубине.

Менно оставил Коберта слушать геофон, сам же выбрался с поста прослушки через небольшой лаз с журналом подмышкой, стараясь поменьше стучать подошвами, чтоб не побеспокоить чуткий прибор. К прибору этому Менно относился с уважением, хоть и не использовал его. В этом приборе было штейнмейстерское чутье, пусть и послабее его собственного. Зато прибор был надежен и прост в использовании — в отличие от самого Менно.

— Карабин!

— А?

— Карабин возьми! — крикнул Коберт, — Растяпа.

Ах, карабин. Менно вернулся на пост и неуклюже забросил за спину тяжелую шпалу карабина, тут же повисшую мертвым грузом между лопатками. От карабина пахло тревожным запахом металла и прелого дерева. Карабин свой Менно терпеть не мог, ствол его постоянно задевал потолок или крепь в узких лазах, которые сами по себе были нелегким препятствием. Ремень то и дело сползал на живот, а приклад норовил лягнуть в бедро. Неудивительно, что Менно постоянно забывал его — то в столовой, то в казарме, то здесь, на посту…

Менно несколько раз поскользнулся, пока не выбрался в центральный штрек. Настил здесь был старый, древесина медленно гнила и лопалась. При каждом шаге лужи мутной жижи, разлитые по полу, сыто хлюпали. И то неплохо, подумалось Менно. Пост прослушки, в котором он оставил Коберта, был основным постом второго взвода и располагался в глубине подземной системы, так что за прошедшие полгода здешние штреки успели вполне сносно обустроить. Здесь был свет — вереницы подслеповато-помаргивающих лампочек под потолком, здесь был настил, здесь был воздух. Давление в трубопроводе было низким, но все-таки было. Где-то далеко мощные насосы нагнетали в штреки воздушную смесь, и трубы тихо всхлипывали, распространяя ее и разгоняя удушливый подземный дух.

На передовых постах прослушки было не в пример хуже, Менно это знал. Там, в узких крысиных лазах, среди слизкой глины и осадных пород, приходилось приникать к камню и сидеть почти в полной темноте, обращая внимание на каждый шорох. За любым из них мог последовать взрыв английской контр-мины, поджидающей своего часа. Взрыв, способный обрушить основной штрек, похоронив заживо или разорвав в клочья саперов второго взвода. Напряжение нервов подчас было такое, что Менно, отработав свою смену, до своей койки добредал в беспамятстве, шатаясь, как пьяный, а пальцы дрожали так, что не поджечь и сигареты. Лучше уж в тылу, на основном посту прослушки. Пусть и двадцать часов… Пусть и лейтенант Цильберг под боком…

Туннель с каждым шагом делался шире и просторнее. Деревянная крепь, поддерживающая его, была тут получше, лампы встречались чаще. Все верно, это прокладывали в восемнадцатом году. Тогда саперные части еще не были так истощены и обескровлены, тогда еще, в благословенном восемнадцатом году, люди не жили под землей, как крысы в гниющем подполе… Ныне о тех временах напоминали только рельсы узкоколейки, тянущиеся вдоль стены и полузасыпанные. Сейчас трудно поверить, а ведь была узкоколейка, вагонетки которой подтягивались к выходу специальной электрической лебедкой… Месяцев пять назад лебедку накрыло прямым попаданием, а запасную все никак не могли подвезти. Приходилось носить землю из штреков в носилках, отчего у многих трещали спины. Еще добро, что буровая установка осталась, подумал Менно, держась вдоль узкоколейки. В третьем взводе сломался ротор, так они уже месяц работают кайлами и лопатами. Грунт у них заторфованный, сложный, хорошо, если по пять метров в сутки сдают. Да и грохота от этих лопат… Окажется у «томми» хороший слухач, замкнет контакты контр-мины…

К казармам Менно выбрался спустя полчаса, с ноющими коленями и одышкой. Пришлось миновать два длинных шурфа, поднимающихся весьма круто, и пройти затопленной по щиколотку галереей. В его возрасте это было непросто. Но зато немного прояснилось в голове, остуженной вечной подземной прохладой. И, вроде бы, даже сон немного отступил.

Трижды он натыкался на охранные посты, замаскированные и хорошо оборудованные. По глазам всякий раз больно хлестало электрическим светом, но черные глаза карабинов, изучив его перепачканную и неловкую фигуру, всякий раз лениво опускались. Ему махали:

— Это ты, нюхач? Проходи.