Господа магильеры

То, что осталось от английского сапёра, привязали к опорам крепи на верхнем уровне. Окровавленный, в клочьях униформы, он походил на грязную, свисающую на веревках, мешковину. Нельзя было даже определить, в сознании ли он. Менно, конечно, попал в расстрельную команду. Лейтенант лично перед расстрелом раздал патроны, половина из которых по традиции была холостыми. Каждый сапёр брал их вслепую из лейтенантской каски.

— Целься!

Менно едва удерживал винтовку в руках. Она больно била в ключицу, норовя раздробить ее, оттягивала руки, лишала равновесия. Вдобавок ужасно, до рези, слезились глаза, забывшие яркий свет.

— Огонь!

Менно попытался потянуть за спусковой крючок, хоть и знал, что ничего не выйдет. Есть под землей минералы, которые кажутся мягкими, но на самом деле обладают невероятной прочностью, легко выдерживая удары кирки. Его собственный страх был таким же.

Винтовка Менно оказалась единственной молчащей, когда прочие спустили курки, отчего шеренга окуталась облаком грязно-серого порохового дыма. Когда дым неохотно рассеялся, стало видно, что английский сапёр по-прежнему висит, находясь в полубреду. Его не коснулась ни одна пуля. Все винтовки расстрельной команды оказались заряжены холостыми. Кроме винтовки Менно. Он был уверен, что его винтовка заряжена боевым патроном наверняка. Но именно она и смолчала.

— Огонь, рядовой Хупер! — рявкнул лейтенант Цильбер, на миг даже забыв поименовать его «господином штейнмейстером», — Вам требуется особый приказ? Огонь!

Менно боролся со своей винтовкой, как с живым существом. Изо всех сил стискивал ее узкую жесткую спину и пытался совершить короткое движение указательным пальцем.

— Огонь! Огонь! Стреляй, трус! Немедленно стреляй!

Менно сделал еще одно усилие — и лишился чувств. По приказу лейтенанта Цильберга его волоком, в обмоченных штанах, оттащили на пост прослушки и там бросили.

Англичанину он сам выстрелил в переносицу из «вальтера».

* * *

Блиндаж, который занимал лейтенант Цильберг, был невелик, вполовину меньше штабного, и не мог похвастать приличным интерьером. Обычная солдатская койка, правда, сбитая из ошкуренных досок, с застиранным одеялом поверх, маленький стол, стул и небольшая тумба для личных вещей. Лейтенант Цильберг презирал траншейные украшения вроде ваз из снарядных гильз или пресс-папье, которые умельцы отливали из пуль, снабжая кайзеровским орлом из проволоки. Обстановка тут была холодной, безликой, даже не по-офицерски скромной, а по-монашески аскетичной.

Оттого унтер-офицер Шранк ощущал себя здесь неудобно, несмотря на то, что блиндаж находился достаточно высоко и был почти лишен царящей в туннелях сырости. У него, привыкшего ютиться и в голой траншее и в ветхом деревянном бараке, всякий раз возникало неприятное ощущение, когда он оказывался в обиталище лейтенанта. Оно казалось ему голой коробкой, предназначенной для хранения сложной фабричной детали.

— За победу, — коротко сказал Цильберг, чокаясь с Шранком солдатской кружкой.

— За победу, — согласился Шранк.

Коньяк был дрянной, удивительно едкий и отдающий керосиновыми парами. Однако в голове после него гудело, как в генераторе на малых оборотах, отчего на время можно было забыть про одуряющие четырнадцатичасовые дежурства, отсутствие солнечного света и затхлый, как в старом склепе, воздух.

Странное дело, поначалу унтер-офицер Шранк был уверен, что человеческое существо, загнанное под землю, не способно долго прожить без света и воздуха. Он помнил свои первые дни, проведенные здесь. Первые двое суток были терпимы, но затем он едва не сошел с ума. Каменные своды немилосердно давили на череп, стискивая его содержимое, от всепроникающего запаха мокрой земли и глины подкатывала тошнота, а в ушах то и дело раздавались звуки, которые на такой глубине некому было издавать. Говорят, не все могут свыкнуться с такой жизнью. Похоронить себя заживо. Он, унтер-офицер Шранк, смог, и до сих пор удивлялся тому, как легко у него это вышло.

— Все это тупик, — сказал лейтенант Цильберг. Унтер Шранк насколько погрузился в свои мысли, что даже не заметил, продолжал ли лейтенант какую-то прерванную мысль или же развивал новую, — Тупик, в который мы продолжаем лезть с достойным лучшего применения упорством. Уверен, и вы понимаете это.

— Да. Полагаю, что понимаю.

— К шестнадцатому году с этим еще можно было поспорить, но девятнадцатый показывает полную несостоятельность концепции подземной минной войны как таковой.

— Говорят, англичане создали восемь сапёрных рот за этот год, — рассеянно сказал Шранк, — Или туннельных, как они их называют.

Лейтенант сел на кровать. Он был очень худ, окружающая со всех сторон земля давно высосала из него весь подкожный жир, даже если он когда-то имелся, но из-за размеренной медлительности движений иногда казался тяжелым, плотным.

— И пусть. Пусть создают. Англичане дураки, унтер. Они решили, что подземно-минная война — это новая игра, и вознамерились завоевать в ней больше всех очков. Как будто играют в бридж. Пыл новичка.