Господа магильеры

Шранку вдруг показалось, что в блиндаже необычайно душно. Что вышла из строя вентиляция и остановились насосы, нагнетающие в туннели воздух с поверхности. Он вдруг подумал о том, как тяжело лейтенанту Цильбергу придется после войны. Даже магильеры рано или поздно выходят на пенсию. Но бывают ли крысы в отставке?..

— Хупер — чудак, но он приносит взводу много пользы. Он — наше лучшее ухо. Есть ли смысл уничтожать его, пытаясь добиться того, что он сделать не в силах? Он не способен убить человека, так уж он создан. Скорее умрет сам. Он тюфяк и всегда им был. Есть такая порода.

— Повторяю вам, унтер. Здесь дело не в личной прихоти, не в капризе. Я не потерплю в своем взводе человека, который одним своим существованием отрицает всю суть армии. Я не допущу этого. Я добьюсь того, что Хупер спустит курок. Заставлю его. Даже если придется, по вашему выражению, его сломать. Считайте, что во мне проснулся спортивный интерес.

Шранк взглянул на лейтенанта и нахмурился.

«Ничего не скажу, выйду».

Но почти тотчас он почувствовал, что просто так выйти не сможет. Что осталось что-то гнетущее, тягучее, невысказанное. Будто в сапоге что-то хлюпает, и не успокоишься, пока не снимешь его.

— Я полагаю, господин лейтенант, что в случае с Хупером речь идет не о спортивном интересе. Мне кажется, что это ваше личное чувство.

— Какое же?

— Полагаю, ненависть. Вы ведь ненавидите Хупера.

Шранк ожидал, что лейтенант взорвется. Полыхнет, обдав жаром. Возможно, ему даже хотелось, чтоб это произошло. Но Цильберг остался сдержан, лишь спросил с прохладным интересом:

— Вот как? Ненавижу? За что же я его ненавижу, унтер?

— За его природу, — сказал Шранк, злясь на себя за то, что не вышел, и за то, что еще не было сказано, — За его проклятую магильерскую кровь.

Лейтенант выжидающе приподнял бровь, словно приглашая его не стесняться.

— Он штейнмейстер. Точнее, лишь жалкая пародия на штейнмейстера. Вы ведь завидуете штейнмейстерам, лейтенант? Им подчиняется земная твердь, они обладают силой, о которой вам, подземной крысе, приходится лишь мечтать. Они раскалывают валуны щелчком и вызывают обвалы мановением пальца. Вы сами отчаянно хотели бы быть штейнмейстером, верно? Уверен, вы бы были отличным штейнмейстером. Вы бы покрыли славой и себя и свою роту. Ваше имя стало бы проклятьем для англичан. Но вы не штейнмейстер, господин лейтенант. Оттого ваша ненависть вылилась на голову бедолаги Менно Хупера. Он, к своему несчастью, штейнмейстер, пусть и увечный, ненастоящий. И вы презираете его — за дар, которым он сам не может распоряжаться. За насмешку судьбы — над ним и над вами.

И вновь лейтенант не разозлился. Слушая Шранка, он неспешно ходил вокруг стола, глядя себе под ноги. Под тяжелыми офицерскими ботинками тихо скрипел настил.

— Недурно, унтер. Я бы даже сказал, в риторике вы превзошли самого себя. Не знал, что вы способны произносить столь пламенные речи в защиту своих подчиненных. Но мы здесь, видите ли, не в дискуссионном кружке. И спорить я с вами не стану. Рядовой Хупер будет заниматься своими обязанностями, которые все еще определяю я. Вы желаете оспорить мои полномочия?

Шранк глядел себе под ноги.

— Нет, господин лейтенант, не желаю.

— Тогда вы свободны, унтер.

Шранк молча развернулся к выходу. Он чувствовал себя уставшим и опустошенным. Как обычно в минуты сильного напряжения, раскалилась вонзившаяся в правый висок игла — след старой контузии. Он не хотел спорить. Хотел вернуться в собственный блиндаж и лечь на койку, прикрывшись одеялом. Забыть, что в мире существуют рядовые Хуперы.

Голос лейтенанта догнал его на пороге:

— Как только придете в отделение, прикажите господину штейнмейстеру встать на вахту. Время напряженное, мы не можем позволить себе расслабиться. Пусть подежурит, скажем… две смены.

* * *

— Просыпайся, Менно!

Менно не хотел просыпаться. В мире сновидений царила тяжелая глухая темнота, но он знал, что если откроет глаза, ничего не переменится. Однако кто-то упрямо и зло тряс его за плечо.

— Подъем, господин штейнмейстер!

Он едва разомкнул веки.

— Что?

— Приказ лейтенанта. Ты включен в группу подрыва.

Мысли казались земляными комьями, прилипшими изнутри к черепной коробке. Менно потребовалось полминуты, чтоб оторвать свое тело от лежанки. Ноги распухли до такой степени, что ботинки на них не налезали. Подземный холод тысячей языков проникал за пазуху и копошился там.

— Шевелись быстрее, скоро выходим. Все второе отделение, и лейтенант с нами. Да живее же! Экий ты неповоротливый тюфяк!

— Куда идти-то? — без всякого интереса спросил Менно. На самом деле, это было ему безразлично. Любой приказ лейтенанта означал для него лишь дополнительные муки. К этому он давно привык.