Господа офицеры и братцы матросы (служба и быт моряков русского парусного флота)

– Ну вот, тут скоро и конец будет… Уехал это Никандра Петрович, и на конверте, значит, отдышка… Рады все, что два дня без Ястреба… На третий день послали с восьми часов вельбот за ним, и вскорости после того засвежело… Здоровый ветер поднялся… Кои матросы льстились, что в такой ветер он не пойдет на вельботе, а побудет на берегу; но только я сумлевался… Отчаянность-то его понимал… и на парей с одним унтерцером пошел на стакан араки… По-моему и вышло. В одиннадцатом часу и видим: жарит он на вельботе да еще под парусами… Однако два рифа у грота взял. А ветер все сильней… Вельбот совсем на боку… близко уж был к конверту, как в один секунд вельбот перевернуло – и все в воде… Тую ж минуту вахтенный офицер крикнул катерным на катер, и мы наваливаемся, чтобы спасти людей… А изволите знать, вашескобродие, акульев там страсть, на рейде-то… Гребу это я, а сам думаю: Ястребу крышка… Плавать он вовсе не мастер был, а волна ходила здоровая… Подошли… Кои матросы за перевернутый вельбот держатся, а Тепляков плывет и Никандру Петровича за волосы держит… Всех забрали, все только в воде искупались… Только капитан был в бесчувствии… А Тепляков мокрый, красный и смотрит на этого самого Ястреба по-хорошему… доволен, значит, что спас человека… Пристали это мы к конверту, принесли капитана в каюту и вскорости его в чувство привели… Оттерли… А то воды он хлебнул порядочно. А я Теплякова допрашиваю: «Как, мол, ты, Антошка, и своего злодея спас?» – «Сперва не хотел, говорит. Вижу, откинуло его парусом от вельбота и тонет он, а я поближности… И как увидал он меня, то с такой, говорит, тоской посмотрел – понял, мол, что не ждать ему от меня помощи, – что в тую ж минуту жалость меня взяла, и я к нему… А он уж захлебнулся и под водой. Я за волосы и… тут катер подошел… и чувствую я, говорит, Андрейка, теперь легкость на душе.

А не спаси я его… был бы вроде убивца…» Только что это он рассказал мне и переоделся, как зовут Теплякова к капитану… Этак минут через десять вернулся он в расстройке… «Ну, что он тебе говорил? – спрашиваю. – Благодарил?» Тепляков все в подробности и обсказал, как Никандра Петрович, увидавши его, смотрел во все глаза и спросил: «Ты… ты меня спас?» А Тепляков ему: «Точно так, вашескобродие!» – «Ты?» – опять спросил Никандра Петрович. А Тепляков снова: «Точно так, вашескобродие!..» И после того Ястреб заплакал и сто рублей предлагал. Однако Тепляков отказался. «Я, говорит, не за деньги спасал…» – «Так проси чего хочешь», – спрашивал он. А Тепляков ему и скажи: «Дозвольте, вашескобродие, слово сказать». – «Говори». – «Пожалейте, вашескобродие, матросов!..» С тем и ушел… Видно, сам господь его умудрил ко времени сказать это самое… Не побоялся! – промолвил умиленно Дмитрия.

– Ну и что же, после этого переменился капитан?

– Совсем другим человеком стал… Ни этого боя не было… ни шлифовки…

– И не было наказаний?..

– Как не было… были. Без взыска нельзя, но только наказывал не зря и редко… И ожесточенность прошла… Вот каким родом матросик выправил Никандру Петровича… Небось редко такие дела бывают, а все-таки бывают!

Случай такой подошел… Вот только мне случая не было, вашескобродие, – неожиданно заключил Дмитрия.

Скоро мы встали и молча побрели домой».

* * *

Непростыми бывали порой и отношения даже у лучших друзей, если между ними вставала любовь.

Но офицеры российского флота имели мужество и тогда сохранять свою дружбу, невзирая на все перипетии судьбы.

Давняя эта история сколь возвышенна, столь и романтична. В ней переплелись долг и верность, любовь и дружба. К тому же все происшедшее в ней овеяно дымом севастопольских бастионов, и это тоже далеко не случайно. Где, как не в Севастополе, да еще в эпоху великой обороны, могла случиться история дружбы двух морских офицеров, достойная Ореста и Пилада!

Они были однокашниками по морскому корпусу. Их койки в спальной камере всегда стояли рядом. Неизменно делили они нехитрый стол, учебную скамью. Вместе начали и свою флотскую службу. Звали же их Николай Кузьмин-Караваев и Александр Жандр.

Еще мичманами познали два друга ярость абхазских десантов и неистовость прикавказских штормов. Черноморский флот воспитывал офицеров сурово, но делал при этом из них настоящих моряков, таких, кому не страшны ни буря, ни абордаж. Чередовались корабли, менялись звания, но, как и прежде, оба офицера оставались верны своей дружбе. В конце сороковых годов XIX века пути Кузьмина-Караваева и Жандра несколько разошлись. Первый был старшим офицером на пароходо-фрегате «Громобой», второй – флаг-офицером у Корнилова.

Обоим выпало судьбой быть и в Синопском сражении. Жандр вместе с Корниловым на пароходо-фрегате «Одесса» участвовал в знаменитой погоне за турецким «Таифом». Кузьмин-Караваев же отличился, сражаясь на палубе линейного корабля «Париж». Наградой храбрецам стали ордена Святого Владимира.