Господин Бержере в Париже

Социальный опыт этого франсовского героя не очень широк,— в сущности, он сводится лишь к единичным столкновениям чудака-ученого с практической жизнью. В «Харчевне королевы Педок» и «Убеждениях аббата Куаньяра» рамки социальной сатиры значительно расширяются. Конечно, между аббатом Куаньяром, центральной фигурой этих двух книг, и Сильвестром Боннаром много общего: так же, как и Сильвестр Боннар, Жером Куаньяр — настоящий кладезь книжной премудрости, верный последователь заветов гуманизма, и не только гуманистической учености, но подлинной человечности, уважения к правам свободной человеческой мысли, ненависти к мракобесам всех мастей. К тому, что в социальной жизни противоречит этим заветам гуманизма, Куаньяр, подобно Сильвестру Боннару, полон презрительной иронии, разве только с большей примесью яда. Однако между этими двумя героями Франса есть и очень существенная разница: почтенный член Академии, Сильвестр Боннар, проводит свою жизнь сначала в уютной тишине своего ученого кабинета, предаваясь размышлениям под шелест книжных страниц и мурлыканье кота Гамилькара, затем, на склоне лет — под цветущими кущами сада, изучая жизнь растений и пчел. Но его не менее ученый собрат Жером Куаньяр лишен домашнего покоя и возможности вести обеспеченное существование кабинетного ученого. Это — учитель-бродяга, странствующий мудрец. Он выступает в роли участника многочисленных и разнообразных приключений. Не в самих этих приключениях дело: случайные знакомства, уличные стычки, любовные истории, пребывание в харчевне королевы Педок или посещение книжной лавки, или встреча с тележкой странствующего обманщика-капуцина — дают возможность аббату Куаньяру не один раз выступить в роли наблюдателя и критика действительности, притом, как уже говорилось, действительности, современной Франсу. Сам Франс намекает в своем предисловии к «Убеждениям аббата Куаньяра» на памфлетный, злободневный именно для франсовского времени характер своих книг о Куаньяре: «Так как он восходил к принципам,— говорит автор о своем герое,— то он, конечно, открыл бы суетность и наших принципов». В рукописи «Убеждений» имеется отрывок, хотя и вычеркнутый Франсом при подготовке книги к печати, но все же вполне поддающийся расшифровке и наглядно показывающий злободневную заостренность «исторического» повествования Франса: «Мы свободны, потому что наши господа нам это говорят. И именно ради нашей свободы полицейские убивают людей на улицах. Конечно, гораздо более чести в том, чтобы тебя убили во имя республики, чем во имя короля. Но господину аббату слишком недоставало известной трансцендентности в чувстве порядка, чтобы можно было предположить, что он восхищался бы нашей полицией». Такие прямые параллели с современностью в печатном тексте уже отсутствуют, но отвращение писателя к политическому строю Третьей республики достаточно выражено и в печатном тексте при помощи эзоповского языка намеков: недаром, заканчивая печатание своей второй книги о Куаньяре в одной из парижских газет и делясь с читателями своими дальнейшими планами, Франс говорит, что теперь он на некоторое время, подобно Лафонтену расстается с Эзопом ради Боккаччо.

Итак, пользуясь эзоповским языком, Франс нападает на буржуазный строй Франции начала девяностых годов. Хотя формально Франс и Куаньяр, характеризуя методы «просвещения» дикарей как усовершенствованное дикарство, говорят о колониальной политике королевской Франции XVIII века, кто из тогдашних читателей не понимал, что эта характеристика метит в колонизаторов конца XIX века, в частности во французских колонизаторов, которые проявляли с 80‑х годов большую хищническую активность, беспощадно истребляя целые племена! Кто не применял эти строки к колонизаторской деятельности Жюля Ферри, по прозвищу «тонкинец»! Куаньяр высмеивает «государственных мужей» своего времени, выдвинутых на правительственные должности благодаря оппозиции и, достигнув власти, продолжающих политику своих свергнутых противников, но кто из читателей Франса не узнавал в них «государственных мужей» из министерства Бриссона, прославленных своей беспринципностью! В замечании аббата о том, что героический дух приобретается солдатами благодаря ежедневной порке, кто не узнавал сатиры на методы военного министерства Фрейсине!

Не каждое наблюдение и суждение Куаньяра можно и нужно толковать иносказательно, но за всем повествованием об этом глубокомысленном бродяге, за всей разоблачительной оценкой французской жизни его времени нельзя не увидеть полного презрения писателя к заправилам Третьей республики. Уже в годы создания книг о Куаньяре Франсу было ясно, что Третья республика — это лжереспублика, попирающая самые основы республиканского строя.