Господин Бержере в Париже

Ясное понимание лживой природы буржуазной демократии, презрение к ее деятелям и нравам, отвращение к империализму не удержали, правда, Анатоля Франса от ошибок, иногда очень серьезных, в оценке некоторых событий и явлений французской и международной политической жизни на пороге XX века. Так, посвятив одну из глав «Современной истории» испано-американской войне 1898 года и отношению к ней со стороны французских роялистов, Франс злорадно наблюдает за этими сторонниками Испании в тот момент, когда они узнают, что Испания, хранительница старинных традиций, располагающая огромным флотом, осененная благословением католической церкви, потерпела поражение от Америки, страны свиноторговцев, людей без расы, без традиций, без военной выучки. Но, радуясь поражению старого колониального хищника, каким была Испания, Франс еще не понимает, что и победительница Америка — тоже колониальный хищник, да еще почище, более молодой и алчный: ведь именно испано-американская война 1898 года была первым большим выступлением американского империализма, начавшим новую, империалистическую полосу в истории США. Уже в этой войне проявила себя американская империалистическая агрессия, которая с таким бесстыдством обнаруживается в нынешние времена. В пору создания «Современной истории» Франс еще не понимал, что «помощь» жителям Кубы, восставшим против испанского угнетения, была для американских империалистов лишь предлогом для захвата вест-индских владений Испании и получения военно-морской и коммерческой базы на Тихом океане,— после мирного договора 1898 года Куба и Филиппинские острова фактически были присоединены к американским владениям, владениям «освободителей».

Через несколько лет, в «Острове пингвинов», Франс проявил уже гораздо большую зоркость в этом отношении и со всей резкостью поставил вопрос о неразрывной связи между так называемой «мирной» промышленностью Америки и военной агрессией. Когда один из героев «Острова пингвинов» старый ученый Обнюбиль отправляется в Новую Атлантиду (в которой можно без труда узнать Соединенные Штаты Америки), в полной уверенности, что там он не встретится с позорным и бессмысленным культом войны,— наивные ожидания ученого путешественника оказываются опрокинутыми: Обнюбиль с ужасом наблюдает, как правителями этой промышленной страны один за другим утверждаются все новые и новые проекты военных нападений. Один из местных жителей разъясняет Обнюбилю, что именно развитие промышленности требует непрекращающихся войн: «Ведь все это промышленные войны. В Третьей Зеландии мы перебили две трети населения, чтобы заставить оставшихся в живых покупать у нас дождевые зонты и помочи!» В «Современной истории» до такого ясного и трезвого понимания американского империализма Франс еще не дошел.

В оценке политической жизни Франции, движущих сил ее общественного развития автор «Современной истории» тоже нередко впадает в ошибки. Франсу был отвратителен показной, лживый патриотизм империалистического сброда, но он не умел достойным образом противопоставить лжепатриотизму подлинный патриотизм, подлинную любовь к родине, как великую силу в борьбе народа со своими угнетателями. Правда, в одном из эпизодов романа «Господин Бержере в Париже» звучит тема родины, противопоставленная свистопляске политиканов и обывателей. Говоря с архивариусом Мазюром о нравственной болезни, заразившей французские правящие круги, перекинувшейся и на обывателей, профессор Бержере заканчивает эту печальную беседу очень важной оговоркой, что, к счастью, под этой «серебристой накипью» есть «бурные глубины человеческого океана». Сквозь обычные для Бержере скептические рассуждения пробивается живой голос гражданина и патриота: «Когда же, наконец, моя родина освободится от невежества и ненависти!» Казалось бы, от этих слов о родине и о «бурных глубинах» человечества естественен переход к теме народа и его революционной борьбы. Но такого перехода автор «Современной истории» не совершает. Напротив, борцы за республику и социализм противополагаются здесь народу как инертной массе. «Разве толпа была когда-либо в состоянии хоть отчасти притти на выручку своим кумирам в минуту опасности!» — с горечью восклицает республиканец и социалист Бисоло. А другое его высказывание проникнуто еще большим неверием в народные силы: «Суверенитет принадлежит науке, а не народу. Толпы всегда инертны. У них появляется некоторая крупица силы, когда они дохнут с голоду». Подобные же мысли о народе высказывает и Бержере, не раз забывая свои мудрые слова о «бурных глубинах человеческого океана».