Теперь и мне стало очевидно то, что не укрылось от беспокойного взгляда мисс Хогарт; на Диккенса было страшно смотреть. Его черты были искажены не только крайней усталостью, но и страданием: глаза его остекленели, губы дрожали, ноздри расширялись усилием затрудненного дыхания. Он поднес руку ко лбу, чтобы отереть пот.
Крайне встревоженная, Джорджина поднялась: — Я сейчас отправлю Уэллера за доктором Стилом.
—
Стил — бездарность, —
отозвался Диккенс. —
Завтра в Лондоне я зайду к Рейнолдсу.Но тут в лице его произошла новая перемена: слегка отвисла челюсть и вытаращились глаза; у него был вид сбитого с толку, смущенного человека, который только что прочел в газете невероятную новость или тщетно пытается ухватить смысл какого-то загадочного сообщения. Он начал очень быстро говорить, спотыкаясь на каждом слоге. В этом потоке неразборчивой речи два слова повторились несколько раз.
Джорджина между тем обежала вокруг стола.
— Пойдемте, полежите немного, друг мой.
— Да, — выговорил Диккенс. — На землю.
Но, попытавшись подняться, он выскользнул из рук невестки и тяжело упал на пол. Джорджина кинулась к сонетке, а я склонился над Диккенсом; он был распростерт на спине, ноги его скрестились, одна рука вытянулась вдоль тела, другая легла на грудь. Голова отворотилась набок. При ударе об пол лицо его исказилось; из открытого рта стекала струйка слюны. Глаза закатились, видны были только белки. У него случился приступ тошноты. Затем грудь его приподнялась, и более он уже не шевелился.
На звонок явилась служанка, исчезла, появилась вновь, неся подушку и одеяло.
— Вы известили господина Уэллера? — спросила Джорджина.
— Его не было в его комнате, мадам!
— Он, должно быть, на конюшне… или в оранжерее! И поторопитесь… что за бестолочь!
Мисс Хогарт бросилась к окну и несколько раз выкрикнула имя. Я тем временем закутал Диккенса в одеяло и устроил его голову на подушке. Но все эти движения я проделывал механически, не вполне сознавая меры случившегося; в ушах моих все еще звучали слова писателя. Я готов был чуть ли не трясти его, чтобы услышать больше.
— Он… мертв?
— Я не знаю, — ответил я. — Не могу нащупать пульс. Зеркало надо.
XIII
Натали ждала моего ответа.
По существу, у меня в первый раз была какая-то идея. Я хочу сказать,
идеяв собственном смысле этого слова, а не в смысле id'ee fixe.
[37]Идея, которая принадлежала только мне. Которая требовала для своего воплощения ряда последовательных действий, организованных по закону причинности. И которая, будучи надлежащим образом реализована, материализовалась бы
вне моего мозгав достаточно новой для меня форме
последствий.Что очень смущало.