После отъезда перевозчиков я вернулся в свой дом. Пусто. В самом деле, немногие принадлежавшие мне предметы меблировки давно уже закончили свой век на помойке, чтобы освободить место для уюта, а все остальное было увезено по списку из маленького блокнота. Но каждый предмет оставил в доме свой особенный след. Галоген — очень аккуратное черное пятно в том месте, где баллон лампы слишком близко подходил к потолку. Другое пятно, куда большее, хотя и не такое ровное, очерчивало исчезнувшие контуры дивана — наподобие отпечатка какого-то ископаемого… Для уюта как-то маловато.
Однако же был телефон; совсем одинокий, он стоял на полу под окном. Нормально: телефон — собственность государства. И теперь, в пустоте, он царил и властвовал, обретя наконец свой подлинный масштаб «наседки», подсаженной Большим Братом.
— Агентство «Дик», добрый день.
Тот же голос, что и в прошлый раз, но усталый, почти хриплый: Глория Грэхем, проходящая курс дезинтоксикации. В окно мне видно, как двое рабочих в спецовках обновляют покраску фабричных труб.
— Добрый день. Господина Дика, пожалуйста.
— Я его компаньонка. Чем могу быть полезна?
— Я… предпочел бы говорить с господином Диком, если вас не затруднит…
Молчание.
— Простите, ваше имя…
— Консьянс.
Я слышу шорох картотеки клиентов: она ищет имя.
— Господин Дик умер в прошлом году, месье… Консьянс. Я продолжаю дело и могу вас заверить, что наши методы не изменились. Так что если вам угодно изложить мне вашу проблему…
Это объясняло перемену в ее голосе: аренда слишком высокая, клиентов слишком мало — тревога и усталость маленького предпринимателя. Я видел морщинки на ее лице и заколотые шпильками светлые волосы, которые господин Дик уже никогда не распустит… И в надписи на стекле отвалились две буквы: «ки» овтстнеА.
— Видите ли… извините, но это деликатный вопрос, и я предпочел бы говорить с каким-нибудь…
— С каким-нибудь мужчиной, не так ли? — Уныние в ее голосе было почти осязаемо. Сколько раз ей уже бросали в лицо этот специфический упрек? — Сожалею, месье, но в агентстве «Дик» нет мужчин. Фактически я сама обеспечиваю расследования. К тому же в «деликатных», как вы говорите, делах женщины часто быва…
Я положил трубку, но остался стоять на том же месте у окна.
Два живописца продвигались на хорошей скорости. Их гигантские валики просто пожирали копоть. У меня складывалось впечатление, что в конце они не смогут остановиться: увлеченные порывом, они перекрасят дорогу, машины, небо — и в итоге укроют все слоем тусклой побелки, словно забвением. Я собирался подняться на чердак, когда позвонил Большой Брат. Агентство «Дик». Агентство «Дик» напоминает мне о себе. Женщина с шиньоном хочет, чтобы я все понял.
— Добрый день, Франсуа.
Это Матильда.
— Да.
— Мишель попросил меня позвонить тебе. Он… он хочет, чтобы мы развелись.
— А. Я не знал, что вы были женаты.
— Чтобы
— Извини, не сообразил. Сколько сейчас времени?
Живописцы медленно спускались с лесов. Небо, казалось, стало еще более серым.
— Франсуа, ты себя хорошо чувствуешь?
— Очень хорошо. Ладно, договорились.
— То есть… ты не видишь никаких препятствий?
Я чувствовал, что она сбита с толку, может быть даже немного разочарована.
— Нет, ни малейших.
— Тебе… тебе понадобится адвокат. Ты кого-нибудь знаешь?
— Нет, но я как-нибудь прогуляюсь ко Дворцу юстиции… Там их полно… Как продавцов хот-догов на стадионе… или цветочниц у кладбища…
— Можно взять одного, если хочешь… Моего зовут Дюкло-Лаказ…
— Угу. Дюкло-Лаказ. Хорошая фамилия для адвоката.
— Ты уверен, что все в порядке?
— Абсолютно. Все в порядке.