— Мне рассказывал отец, — заговорил веснушчатый Ижо, — что когда-нибудь будет такой ливень, который размоет могилы, и все мертвецы выплывут. — Желтый проблеск в гулкий раскат. Ижо замолк, затем через некоторое время продолжал: — И тогда мертвецы встанут, и бог изречет свой приговор.
— Нет, не так, — сказал брат Ижо, Липот, все время шмыгавший носом: — Сначала будет ураган, который все сокрушит, вот и этот дом тоже.
— Этот дом тоже. — У Пишты лязгнули зубы, и он испуганно оглянулся.
— Да. И тогда начнется ливень и встанут мертвецы.
Ребята молчали. По мостовой мчались грязные потоки.
— А почему встанут мертвецы? — спросил Банди.
— Они воскреснут, — Ижо лихорадочно ковырял в носу, — и те, кто были плохие, снова умрут. Навсегда.
Пишта снова перебил:
— А зачем же тогда они встанут, если снова умрут?
— Не знаю, — задумчиво сказал Липот. — Господь так хочет.
— Господь…
Дети смотрели растерянно, лил дождь, мчалась вода, дома одевались в хмурый свет, стекла дрожали от раскатов.
Тибор Фечке спросил что-то.
— Прекрати свои вопросы, — проговорил Ижо испуганно, — во время молнии нельзя разговаривать.
— Сейчас нет молнии, — ответил Тибор.
— Но может быть. Мне отец сказал, что кости хоть порознь будут лежать, все равно найдут друг друга: рука — плечо, голова — шею.
— Шея не кость, — возразил Мартон.
— Нет, кость!
— Нет, не кость!
— Ну, пощупай, — предложил Ижо и приложил руку Мартона к своей худой шее.
— Это позвонок.
— Ну, это все равно: И тогда скелеты двинутся, а бог… Молния, подожди… Потом… — прошептал мальчик совсем побелевшими губами. — Потом… потом бог будет их ждать и все расспросит у них. В руках у них будет вилка, с которой их похоронили, и тот, кто был хорошим, у того нарастет мясо, и он будет жить вечно, а остальные помрут.
— Какая вилка? — спросил Банди.
— Вилка, — ответил Ижо! — Когда евреи умирают, им дают в руки вилку.
Ребята снова замолкли. Густой дождь все лил и лил. Уличка становилась все более темной и хмурой. Слегка заикаясь, заговорил Мартон:
— А многие останутся в живых?
— Не знаю, — ответил Ижо. — Отец мой не знает… Он сказал, что те, которые были хорошими.
Из мастерской вышел г-н Фицек. Ребята, как раз молчавшие в это время, напоминали тесно прижавшихся друг к другу щенят. Фицек крикнул на них:
— Что вы здесь делаете?
— Ничего, папа…
Господин Фицек посмотрел на ливень, затем поздоровался с человеком, приближавшимся к нему.
— Добрый день, господин Новак.
— Добрый день.
— Льет еще! Посидите у меня, пока перестанет.
— Это будет неплохо, — ответил Новак. — Я и так собирался к вам, господин Фицек.
— Какая-нибудь починка? — спросил Фицек вошедшего.
Новак и Фицек исчезли за дверью мастерской, и тогда Ижо продолжил свой рассказ о Страшном суде, о костях, которые ищут друг друга. Небо иногда прорезалось молниями, раздавался раскат грома, тогда Ижо бледнел и замолкал — отец сказал ему, что в такое время нельзя говорить, а то господь бог рассердится.
В мастерской г-н Фицек усадил Новака и повторил свой вопрос:
— Починка какая-нибудь?
— Да, господин Фицек. Серьезная починка. Скажите: вы сколько платите за мастерскую?
— До сих пор платил двести форинтов в год, но с ноября этот стервец Фрид поднял до трехсот.
— Здорово!.. Сразу на сто форинтов? И сможете вы платить?
— Ну как же я смогу?.. И ума не приложу, что делать… Погибну!
— Не погибнете, господин Фицек, — успокоил его Новак. — Я помогу вам.
— Бог вас благословит за это, и еще как!
— Хотите меньше платить?
— Я-то хочу, да вот Фрид не соглашается.
— А давайте бойкотировать домовладельца, — сказал Новак.
— Что такое?
— Не будете платить до тех пор, пока домовладелец не уступит.
— А он выбросит! — крикнул Фицек.
— Не допустим.
— Кто не допустит?
— Мы. Большая организация.
— Господин Новак, — лицо Фицека засияло, он схватил Новака за руку, — я же всегда говорил, что вы самый порядочный человек!
— Ну ладно, ладно! Но и вы должны помочь, и Флориан, и ученики, — тогда только получится бойкот, если все не будут платить.
Фицек отпустил руку Новака.
— А черт с ними, с другими! Другие, если им хочется, могут платить. То, что я не заплачу, в этом, господин Новак, вы можете быть уверены.
Новак улыбнулся.
— Но этого недостаточно. Если только вы не заплатите, вас просто выбросят, и на ваше место придет другой сапожник; если помещение будет пустовать немного, то хозяин дома выдержит. Но всех жильцов он не может выкинуть, потому что тогда весь дом будет пустовать. Так ведь?
— Так! — ответил мастер, качая головой. — Умный вы человек. Конечно, организовать надо. Я всегда говорил. И бой… как это?.. бойкотировать. Бойкотирую. Хоть до конца жизни! Значит, я не должен платить? Будьте уверены, что я выдержу… А кто организует это великолепное дело? Какое-нибудь товарищество?
— Нет, господин Фицек, социал-демократическая партия.
«Будто я не знал», — подумал Фицек и тихо ответил:
— Жаль! Очень жаль! Но черт с ним! Кто бы ни организовал, мне все равно. Против квартирной платы я хоть с чертом в союзе пойду. Потому что квартирная плата высока. Домовладелец — негодяй. И от такой платы я сдохну.
— Ну вот видите…