— Что ты можешь поделать? Господи!.. — Эрна подняла к потолку свои голубые глаза, — Что ты можешь поделать? Подумай немного. Вот…
— Я уже сказала тебе: оставь Этельку в покое.
— Ладно. Я оставлю ее в покое. Только вопрос в том, оставят ли ее в покое другие. Сколько лет Боришке? Семнадцать. Ну, вот видишь. Ты думаешь, она еще девушка? Очень ошибаешься! Ее уже, наверно, обработал какой-нибудь мальчишка-голодранец на этой пробочной фабрике. И какая тебе выгода от этого?
— С чего ты взяла? — крикнула на нее Елена. — Боришка — девушка. Я знаю, — произнесла она взволнованно.
Посмотрев на Елену, Эрна склонила голову на плечо и обняла колени руками. Рубашка совсем задралась, но это ее не смущало. В глазах зажглись мутные огоньки.
— Не волнуйся. Подумаешь, страсти какие. Когда-нибудь до каждой должен дойти черед. Главное, чтоб ей не набили живот. Ну, а если и набьют, мамаша моя поможет.
— Неправда! Врешь! Не понадобится. Ты просто гадкая сплетница!
— Я уже сказала тебе: не волнуйся. Со всякой может случиться. Будто бы с тобой так не случилось?
Елена покраснела. Ничего не ответила.
— И с тобой это случилось, — безжалостно продолжала Эрна. — А потом ты вышла замуж за этого мямлю. А теперь полюбуйся на себя! Это вместо того, чтоб аборт сделать… Дура!
— Мне некому было помочь.
— Ну, а теперь есть кому. Чего тебе еще? Да ешь ты этот шоколад! Правда, хороший? Ешь, не стесняйся. Захочу, завтра хоть четыре плитки получу сразу. Попрошу и получу. Мне и тот барин, и другие покупают. Он помнит все. Всегда говорит: «Три года была ты моей отрадой».
— Три года? Стало быть, четырнадцати лет уже надоела ему.
— Да, — равнодушно ответила Эрна. — Ему помоложе нужны. Такой у него вкус. С этим спорить не приходится. Но иногда и я бываю у него. Он очень щедрый… Вот у меня и нет никаких забот, живу как хочу. Я не поменялась бы с тобой, Елена.
Елена поднесла чулок к своим красным глазам. Штопала и вздыхала.
— Оставь. Кто же поменяется со мной?
— Но ты еще можешь свою жизнь устроить… Знаешь, кто тот барин? Но не болтай об этом… Видишь, как я тебя люблю!..
Она ближе подвинулась к Елене.
— Его зовут Шандор Фенё. Доктор Шандор Фенё. Ответственный редактор и владелец газеты «Мадяр Хирлап». Очень важный барин. У него денег куры не клюют.
— Это хорошо, — заметила Елена.
Эрна слегка одернула задравшуюся рубашку и медленно, монотонно зажужжала:
— Теперь ему опять захотелось двенадцати-тринадцатилетнюю девочку. Он сказал, чтоб я любым способом раздобыла ему. «Эрна, во что бы мне это ни обошлось, достань, Я осчастливлю всю ее семью». Мне он тоже заплатит. Денег у него тьма-тьмущая. И тебе, Елена, повезет. Он поможет вам. Вы переедете в приличную квартиру, купите себе хорошую обстановку, и заживешь ты на славу. Разве не жаль потерять такое сокровище? Бедняку большое счастье, если находится такой барин. А Этелька…
Елена вскочила.
— Скажи еще слово об Этельке, и я вышвырну тебя! Поняла?
Эрна поднялась, разыскала свои панталоны, надела их.
— Очень жаль… Мне это было бы тоже выгодно.
На следующий день обе девочки Антала Франка, как всегда, пошли на работу. Пробочная фабрика помещалась неподалеку от их дома, в одном из подвалов улицы Хернад. Сквозь фабричные окна видны были девочки, стоявшие у станков, и корзины, в которые падали нарезанные пробки.
Около полудня Эрна пошла на фабрику и вызвала Боришку, старшую дочь Франка. Бориш вышла в сором рабочем халате.
— Как живешь, Боришка?
— Хорошо, тетя Эрна… Вы почему изволили прийти?
— Мама ваша послала меня… Я пришла за Этелькой, мы пойдем с ней в одно место… Она здесь?
— Здесь. Прислать ее?
— Да.
Бориш пошла обратно и сказала своей сестренке:
— Этелька, ступай, тебя мама зовет. Иди с тетей Эрной.
Этелька отпросилась у мастера.
Расчеты Эрны вполне оправдались. Если б она сразу вызвала Этельку, девочка могла бы что-нибудь заподозрить и не пойти с ней. А раз сестра пришла и она сказала, что зовет мать, то Этельке ничего дурного в голову не пришло. Девочка вышла.
У нее были светлые волосы до плеч, серые глаза и бледное лицо. Сквозь белую матроску из легкой материи проступали очертания маленьких грудей. Синяя юбка в складку блестела от частого глажения. Длинные ноги в коричневых чулках были обуты в рваные башмаки.
Девочка говорила медленно, растягивая слова:
— Что прикажете, тетя Эрна?
Эрна поцеловала ее и сказала:
— Быстренько надень пальто.
Девочка накинула пальто, и они пошли.
— Ну, беляночка, — завела разговор Эрна, — тяжело работать?
— Нет, тетя Эрна, я перебираю старые пробки. Мы из одной старой большой пробки делаем две новые маленькие.
— Так, так, — сказала Эрна. — Пробки. Старые пробки, молодые пробки… это все равно. Главное, чтоб платили как надо. Ты сколько зарабатываешь?
— Полтора форинта в неделю.
— Господи Иисусе! Так мало? И башмаки-то у тебя рвутся, и юбка потрепанная. Покажи туфли… дырявые. И чулки простые. А ведь у тебя красивые ноги. Покажи-ка…
Эрна взглядом знатока оценила ребенка. Девочка покраснела.
— Тетя Эрна, не говорите таких вещей.