— Как вы можете говорить о погоде, Алексей Николаевич? В доме произошло убийство! Поверить не могу! Как всё это ужасно! Бедный Дмитрий Сергеевич!.. — тонкий голосок Марьи дрожал, в нём чувствовались слёзы.
— На вашем месте, Марья Александровна, я бы жалел не мёртвых, а живых. Мы все теперь под подозрением — вот в чём весь ужас, — печально усмехнувшись, сказал Якунин.
— Да, это просто катастрофа.
— Катастрофа, не катастрофа… Так или иначе, он когда-нибудь бы умер. Не надо раздувать трагедию на пустом месте, — вмешался в разговор незаметно подошедший Павел.
— Паша, прекрати! Если бы он умер, скажем, от болезни или от несчастного случая, то на то была бы Господня воля, а здесь его подло убил кто-то, кто возомнил себя Богом.
Реутов закатил глаза.
— Тебя переубеждать, я вижу, бесполезно. Человек способен сам вершить свою и чужую судьбу, а ты всё твердишь о провидении. Ладно, оставим это. Так или иначе, я уверен, что смерть Дмитрия Сергеевича непременно принесла кому-то выгоду. После него осталась молодая и красивая, а теперь наверняка ещё и хорошо обеспеченная вдова, Софья Константиновна. Лакомый кусочек, не правда ли? — язвительно усмехнулся Павел.
— Вы решили жениться, Павел Александрович? — холодно и спокойно поинтересовался Алексей.
— Что вы, помилуйте! Уверен, что среди нас есть куда более достойные претенденты, а моё сердце уже занято другой.
— Поверить не могу! Неужели ты об Анастасии Кирилловне? Она же замужем, Паша! Как тебе не стыдно говорить о своей порочной связи, да ещё и при Алексее Николаевиче?! — на прелестном личике Марьи читалось праведное возмущение.
— Прошу, не обращайте внимания, Алексей Николаевич — у моей сестрицы сегодня настроение поучать меня, — он рассмеялся. — Извините за нескромный вопрос, но есть ли у вас дама сердца? Интересуюсь из любопытства.
— Много было, — стараясь скрыть щемящую боль, небрежно бросил Алексей.
— Но наверняка одну забыть не можете, так ведь? — спросил Павел. В его глазах играли искры.
— Знали бы вы, что это была за женщина! Дьявол во плоти, — Якунин печально усмехнулся. — Однако же не будем об этом. Расскажите лучше о своей возлюбленной, Павел Александрович.
Мужчины беседовали ещё несколько минут, а Марья, закатив глаза, демонстративно ушла в комнату. Но вдруг Павла окликнула Юлия Михайловна, и тот направился домой, а Алексей подошёл к Софье.
— На улице сегодня очень хорошо, — слегка помявшись, проговорил он.
— Да, наконец-то прошёл дождь. В последние несколько часов до него было невероятно душно.
Они оба замолчали, глядя друг на друга. Софья смущённо отвела взгляд и негромко сказала:
— Вы тоже чувствуете это?
— О чём вы говорите?
— Пахнет цветами… цветами и смертью. Я боюсь, Алексей Николаевич. Я не хочу умирать сейчас.
— Позвольте, Софья Константиновна, я, кажется, чего-то не понимаю. Почему вы вдруг заговорили о своей смерти?
— Меня подозревают в убийстве собственного мужа. Стоит им только доказать мою вину… А что бы вы предпочли, Алексей Николаевич: каторгу или смерть? — она горько усмехнулась.
— Я верю, что вы не убивали Дмитрия Сергеевича, а посему вам ничего не грозит.
— А Андрей Петрович? Он в это верит? Моя жизнь ведь в его руках.
— Я докажу, что вы невиновны, чего бы мне это ни стоило. Я найду убийцу. Прошу, доверьтесь мне!
— Почему вы так хотите спасти меня, Алексей Николаевич? Вас ведь тоже могут начать подозревать!
Позади послышался шорох. Софья резко обернулась, подол её платья зацепился о ветку. Миг, и она с громким вскриком упала. Услышав шум, все бросились к ней.
«Verdammt!»3
— выругалась про себя Софья и прошептала: — Нога… очень больно.— Давайте вернёмся домой. Там мой сын осмотрит вас. Вы сможете идти? — с притворным участием поинтересовалась Юлия Михайловна.
— Я не знаю, надо попробовать, — превозмогая боль, сказала пострадавшая. Она попыталась подняться и вскрикнула.
— Быть может, вам помочь? Я мог бы донести вас, — предложил Владимир Борисович.
— Не стоит, дядюшка, у вас же больная спина! Я справлюсь, — вмешался Алексей.
— Должно быть, я ужасно тяжёлая… Простите, ради бога, что так вышло, — еле слышно проговорила Софья, когда Якунин поднял её.
— Не беспокойтесь. Ваша нога сильно болит?
— Порядочно. Спасибо.
Они замолчали, каждый не зная, что сказать. Лицо Алексея горело, а сердце, казалось, от волнения было готово выпрыгнуть из груди, и он чувствовал его удары всем телом. Разгорячённая плоть протестовала и совершенно не хотела подчиняться разуму, упорно твердящему, что взаимность Софьи — всего лишь иллюзия его больной фантазии, а своими чувствами он погубит и себя, и её. Якунин тяжело и прерывисто дышал, стараясь успокоиться. Внезапно он почувствовал на себе взгляд. Софья испуганно смотрела на него, смотрела в упор. Стараясь преодолеть дрожь в голосе, Алексей спросил её:
— Софья Константиновна, что-то случилось?
— У вас в волосах запутался жучок. Могу ли я достать его?
— Да, безусловно. А вы не боитесь насекомых?