— Ужасно боюсь, но не позволить же ему поселиться в вашей причёске навечно? — она улыбнулась, и от этой улыбки повеяло тёплым золотым осенним вечером, а Алексею стало невероятно спокойно и хорошо.
Руки Софьи скользнули по шее, коснулись тёмно-кофейных волос. Насекомое рядом с ухом недовольно зажужжало и через секунду улетело. Боже, что творилось с Якуниным во время этого прикосновения!.. Обжигающе-огненная волна накатила на тело, окончательно переставшее подчиняться разуму, и он заглянул Софье в глаза. Что было в них? Страх? Волнение? Смущение? Или же, быть может, страсть? А главное, что бы он хотел увидеть в них? Алексей не мог дать себе правдивого ответа на этот вопрос.
Дорога до усадьбы показалось незаметной, несколько ступеней, дверей и перед ним уже предстала комната Софьи. Теперь Якунин опустил свою драгоценную ношу на кровать. Вокруг неё столпились все гости и хозяева имения.
— Бог мой, Софья Константиновна! Что произошло? — в дверях появился запыхавшийся Павел.
— Она упала и, кажется, повредила ногу. Вы сможете осмотреть её? — спросил Алексей.
— Безусловно. Вынужден попросить мужчин покинуть комнату, и, чтобы Софье Константиновне было спокойнее, может ли кто-то из дам остаться здесь?
— Да, конечно, я могу, — предложила Анна Васильевна.
— Спасибо вам за помощь, Алексей Николаевич, — слабым голосом произнесла Софья.
Якунин, кивнув головой, удалился к себе.
Прошло, должно быть, около часа. Павел и Алексей сидели в кабинете Владимира Борисовича, сам же хозяин отлучился.
— Что вы думаете обо всём этом, Алексей Николаевич? Кто, по вашему мнению, убил Дмитрия Сергеевича? — спросил Реутов, стряхивая пепел от папиросы на коробку с надписью «С. Габай».
— Признаться честно, не знаю. А что думаете вы?
— Мой ответ прост, но, с моей точки зрения, наиболее вероятен. Убийца — наша милейшая вдова, Софья Константиновна.
— Почему вы так решили? — стараясь скрыть подступающий гнев и сдерживаясь, чтобы его слова не прозвучали слишком резко, поинтересовался Якунин. — И потом, мне кажется, что у вас недостаёт улик, чтобы обосновать ваше обвинение.
— Ошибаетесь, как раз-таки достаёт! Сегодня я проводил осмотр и заметил кое-что любопытное. На шее у Софьи Константиновны совсем свежие синяки, словно её душили, а запястья… на них длинные, продольные шрамы. Полагаю, ей есть, что скрывать.
Алексей почувствовал, что ему дурно. Не может быть! Из-за той ссоры в саду этот новопреставленный ублюдок мог убить Софью, а что было с ней в прошлом, страшно даже представить.
— Это не доказательства, — стараясь сохранять холодность в голосе, проговорил Якунин.
— Согласен, но лишней эта информация следствию не будет. К слову, позвольте заговорить о сокровенном, — наигранно вежливо произнёс Павел. — Я кое-что заметил: вы ведь испытываете нежные чувства к Софье Константиновне, не так ли?
— Что, простите? — прошипел Алексей. — Это наговор, совершенно ничем не подтверждённая клевета!
— А почему тогда вы так разозлились? Послушайте, не стоит никому лгать, ведь в этом нет ничего ужасного… разумеется, если вы не убивали Дмитрия Сергеевича.
— Павел Александрович, вы несколько раз оскорбили меня, — сквозь зубы проговорил Алексей, — что прикажете мне с этим делать?
— Помилуйте, я вовсе не хотел…
Распахнулась дверь, и в комнату почти что влетел Владимир Борисович с криком:
— Его отравили, а затем застрелили, только что сообщили результаты экспертизы. Ну и дела, представляете себе?
Воцарилась гробовая тишина, и лишь через пять минут её прервало сказанное хором «Ну и ну…»
Глава 4
*
В столовой Верховских было душно и неуютно. Единственными звуками, раздававшимися в комнате, было лишь лязганье столовых приборов, напоминающее Алексею звон кандалов, да стук дождя по оконному стеклу. Господа ужинали за длинным столом, а слуги сновали по большой зале.
— Пока вас не было, я провёл обыск. Ни орудия убийства, ни чего-либо другого, что могло бы помочь ходу дела, мы не нашли, — проговорил Андрей Петрович.
Воцарилась звенящая тишина. Каждому из присутствующих было не по себе от того, что их вещи осматривали.
— А где же Марья Александровна? — спросила Софья у Юлии Михайловны.
— Она не придёт, говорит, что плохо себя чувствует.
После того, как все пожелали Марье скорейшего выздоровления, пристав спросил у собравшихся:
— К слову, никто из вас ведь не слышал выстрела, не так ли?
— Была гроза, и он мог смешаться с раскатами грома, — робко предположила Юлия Михайловна.
— Судя по тому, что на виске трупа есть ожог, стреляли в упор, но звук всё равно должен был быть! Странно это, очень странно.
И снова все замолчали, и снова Алексею стало не по себе.
— Произошедшее… произошедшее просто немыслимо! Два убийства одного и того же человека — это похоже на глупую комедию. Нет, я решительно отказываюсь верить в это! — прервав тишину, воскликнула Анна Васильевна и всплеснула руками. — Наверняка здесь какая-то ошибка!