— Спасибо вам, Алексей Николаевич, но я боюсь, что мне пора идти. Как я уже говорила, нам не стоит часто оставаться вместе: люди могут неправильно подумать о нас, — больше в её голосе не чувствовалось прежних ноток доверия и отчаяния — это был спокойный, почти что ледяной тон светской беседы.
— Какая, к чёрту, разница, кто о чём подумает? Поймите, Софья Константиновна: вы не можете жить, опираясь лишь на мнение окружающих! Что бы вы ни делали, кто-нибудь обязательно найдёт повод для осуждения. Чего хотите вы, именно вы, а не общество?
— Я? Я, в самом деле, совершенно не понимаю вас, Алексей Николаевич — чего я должна хотеть? — с этими словами она удалилась, и провожали её раскаты грома.
«Ah, was zum Teufel ist passiert?»4
— пожалуй, эта была первая мысль пристава Сафонова по пробуждении. Ночью ему снились огромные крысы, ходившие на задних лапах, и к ним почему-то примешался Павел Реутов — он громко кричал, а потом вместе с ним вопить начали и эти странные грызуны. Однако после того, как Андрей Петрович открыл глаза, крики не прекратились. Его прошиб холодный пот, и сон окончательно ушёл. Быстро одевшись, пристав почти что слетел вниз по лестнице. Около дверей комнат Реутовых столпилась прислуга.— Was zum Teufel ist passiert? — прошептал Андрей Петрович, прорываясь к постели сквозь напуганных слуг.
Кровать была застелена, а на ней лежал мертвенно бледный Павел. Рядом, скорчившись, стояла Юлия Михайловна.
— Паша! Паша! Пашенька!.. Что они сделали с тобой? Кто это сделал, кто?! Как человек может убить кого-то? — голос её надрывался. Заметив Сафонова, несчастная мать бросилась к нему.
— Скажите, что знаете, кто сделал это, прошу, скажите!
— Юлия Михайловна, примите мои соболезнования. Да пошлёт вам Господь терпения и стойкости в эту непростую минуту… — лицо пристава выражало сочувствие и усталость.
— Соболезнования? Да как вы смеете мне соболезновать?! Его убили из-за вас, потому что если бы вы нашли убийцу, то ничего этого бы просто-напросто не случилось! А я скажу вам, кто убийца, скажу! Та чернявая ведьма, Елизарова!
Словно по взмаху волшебной палочки в комнату вошла Софья.
— Что случилось? — испуганно спросила она. — О, боже мой, Павел Александрович…
— Как вы смеете появляться здесь после того, как убили моего сына?! Чем он перед вами провинился? Тем, что открыл всем правду о вас? Или же его убили не вы, а ваш драгоценный любовник?! — Юлия бросилась к Софье, и приставу с урядником насилу удалось её остановить.
— Пожалуйста, дайте Юлии Михайловне успокоительное лекарство, — обратился к вошедшей Анне Васильевне Сафонов. — Прошу, дамы и господа, покиньте нас с Фёдором Ивановичем — нам надо осмотреть место преступления.
— Матушка, что произошло? — колокольчиком зазвенел голосок Марья. — Паша? Боже мой, Паша! Он жив, Андрей Петрович, ведь правда? — девушка с надеждой посмотрела на пристава. В глазах её стояли слёзы.
— Марья Александровна, прошу вас, пойдёмте с нами, — робко предложила Анна Васильевна.
На негнущихся ногах сестра покойного подошла к постели, упала на колени и взвыла, взвыла подобно раненому зверю. Её оттащили от кровати и повели в другую комнату, а она лишь смотрела куда-то в пустоту стеклянными глазами.
Софья вышла из комнаты, утирая слёзы, и направилась к себе. Несмотря на их недавнюю ссору, ей было искренне жаль покойного. Бедный, бедный Павел, бедная Марья Александровна! А Юлия Михайловна? Как, должно быть, ужасно пережить своё дитя! Но кто мог это сделать? Неужели… Нет, это не мог быть Алексей, по крайней мере, Софье совершенно не хотелось в это верить. Внезапно Якунин вышел из-за угла, и от неожиданности она вздрогнула.
— Софья Константиновна, доброе утро! Что произошло, почему кто-то кричал?
— Оно вовсе не доброе, Алексей Николаевич. Павел Александрович… он мёртв, — слабым голосом проговорила Софья. Алексей шокировано отпрянул.
— Какой кошмар! — с ужасом проговорил он. — Его тоже убили?
— Пока это неизвестно, но Андрей Петрович и Фёдор Иванович уже пытаются в этом разобраться, — женщина печально усмехнулась и сказала: — А вы знаете, что о нас пошли слухи? Юлия Михайловна обвинила меня в убийстве моего мужа и её сына, а вас назвала моим сообщником и любовником. Уверена, что все теперь считают так же. Что нам делать?
Якунин почувствовал, что ему становится жарко.
— Простите, но мне кажется, что Юлия Михайловна сейчас далеко не в здравом уме: подумать только, она лишилась сына! Не стоит принимать её слова близко к сердцу. Однако, мы с вами не виновны, а значит, тревожиться не о чем — правда восторжествует над ложью.
— Ах, Алексей Николаевич! Как непростительно вы наивны!.. Мы живём в мире, где ложь побеждает только ещё более ужасная ложь.
— Вы ошибаетесь. Ложь может победить только правда… правда и любовь. До скорой встречи, Софья Константиновна, — чувствуя, что он сказал лишнего, Алексей покраснел и направился к себе.
Глава 5
*