– Если вы выкинете что-то подобное, я, несмотря на нашу дружбу, выпорю вас ремнем, свяжу и отправлю в дом для душевнобольных.
– Не беспокойтесь, я еще недостаточно выжил из ума, – Крамер выпустил изо рта грязно-серый клуб табачного дыма, – хотя иногда задумываюсь о том, как смерть может менять людей.
– Не советую вам спрашивать об этом кого-нибудь из «Висельников». К тому же после того, что случилось с Ромбергом, сомневаюсь, что они будут хорошо настроены по отношению к вам.
– Я видел нашего Гюнтера, – вдруг сказал Крамер, – видел здесь. Как это нелепо, ведь я даже не знал, что он написал прошение. Последний раз я видел его во время штурма, когда французы набросились на него и всадили нож под ребра. Меня тогда уже повалили, и я ничем не мог помочь ему. Видел, как угасал его взгляд. Как остывающая спираль накаливания в лампочке. Видел, как из него выходит жизнь. Черт возьми, в этом не было ничего нового для меня. Я сам убил почти три десятка французов… А потом я увидел Гюнтера в серой форме Чумного Легиона. Он выглядел… пустым. Посмотрел мне в глаза, и мне показалось, что никакого Гюнтера и нет, а есть лишь что-то, похитившее его тело и укрывшееся в нем… Когда я окликнул его, он вздрогнул, спрыгнул в траншею и пропал. Как будто не мог находиться передо мной в таком обличье. Как если бы стыдился себя.
Дирк подумал, что стоит подбодрить Крамера, но подходящих слов не нашлось, словно ощупал подсумки и не нашел там ни одной обоймы.
– Ваш Гюнтер хороший солдат, – только и смог сказать он.
– Хороший мертвец, вы хотели сказать.
– И это тоже.
– Ваша Госпожа – циничная хозяйка, Дирк… Она швыряет нам объедки своего пиршества. Вряд ли я когда-нибудь увижу вновь старину Гюнтера. Таким, каким он прежде был.
– Если вы собираетесь целый вечер болтать о смерти, вам нужен священник, – проворчал Дирк. – А я всего лишь фронтовой унтер. И философия моя относительно жизни и смерти не очень сложна, поэтому едва ли я смогу быть достойным собеседником. Скажите-ка вот что, который час?
– Четверть восьмого, – сказал Крамер, вытащив из защитного чехла свой брегет.
– Хорошо. Помнится, вы в свое время выразили желание посетить наш клуб?
– Клуб мертвых унтер-офицеров?
– Он самый. Дело в том, что мы находимся неподалеку от него. Он располагается в старом блиндаже между моим взводом и третьим. Полкилометра отсюда. У вас есть возможность почувствовать себя персонажем Эдгара Алана По, лейтенант. Побывать на пирушке мертвецов. Как вам эта затея?
– Было бы любопытно. Но…
– Нет, ваше присутствие никому не помешает. Поверьте, мертвецы – самый безразличный народ на свете. И самый терпеливый.
– А ваш взвод не останется без присмотра?
– С теми новостями, которые у меня есть, лучше бы мне подольше не возвращаться. К тому же сегодня вечером никакой нужды во мне нет. Буду только путаться у всех под ногами и давить на нервы. Сейчас и так все на взводе, как пистолеты со взведенными курками. Ну а мейстеру сейчас до нас и дела нет. Лучше уж в клуб.
– Тогда ведите… – лейтенант негромко фыркнул, – Вергилий!
Блиндаж, который унтер-офицеры роты называли «клубом», мало чем отличался от всех прочих сооружений такого типа. Снаружи он выделялся разве что более качественной маскировкой, несвойственной старому убежищу, – кто-то потратил много времени, чтобы обсыпать землей заглубленное почти на всю свою высоту сооружение, изготовить маскировочные сети и запастись достаточно большим запасом прошлогодней травы. Охраны у блиндажа не было: здесь, в глубоком тылу, среди разбросанных отрядов роты, вероятность появления противника была ничтожно мала. Тем не менее Дирк машинально подмечал каждую деталь, подходя к месту: как известно, сумерки с их неверным обманчивым светом – лучший друг лазутчика.
– Вряд ли это похоже на привычный вам офицерский клуб, – сказал Дирк немного извиняющимся тоном. – Здесь нет ни патефона, ни радио, ни даже курительной комнаты или журнальных подшивок. Мы совершенно неприхотливы, и спартанская обстановка вполне отвечает нашей природе.
– Я командир штурмовой команды, дорогой Дирк. – Крамер только усмехнулся. – Это значит, что я регулярно ползаю по нечистотам, грязи, крысиному дерьму и содержимому чьих-то животов. Так что отсутствие роскоши едва ли меня смутит.
– Ну, роскоши здесь меньше, чем в чумном бараке, можете быть спокойны.