Господин мертвец. Том 2

Людвиг приблизился к нему, и, глядя на его зубы, ощеренные в кривой ухмылке, почерневшие и бесформенные, Дирк поблагодарил судьбу за то, что его обоняние не отличается прежней силой. Наверняка изо рта у Людвига ужасно смердело. В руке у того был нож. Не боевой, длинный и обоюдоострый, а плотницкий, короткий, со стамесочной заточкой. Если он и подрагивал немного в руке, то не от волнения, а лишь в предвкушении непривычной, но очень увлекательной работы.

– Злишься, падаль? – по-будничному спросил Людвиг, оказавшись рядом.

– Не злюсь.

– А человек бы злился, – пробормотал Людвиг, пробуя остроту ножа на желтоватом ногте, – непременно злился бы. Злость – это человеческое, глубинное… Перво-наперво его Господь злостью и наделил. Каин, Авель, помнишь?.. А ты уже и злиться не можешь, падаль. Нет в тебе человеческого. Только смрад и непотребство.

– Я не злюсь оттого, что Госпожа сама определит тебе судьбу, Людвиг. Госпожа не всегда справедлива, но жизнь и того несправедливее. Госпожа придумает тебе конец. Куда страшнее моего. Иногда ей свойственна определенная фантазия.

Людвиг замешкался, нож в его руке тоже на мгновение замер, но почти тотчас снова пришел в движение. И тень, проскользнувшая в человеческих глазах, уступила место привычному блеску.

– Напомни своей госпоже-шлюхе об этом, – сказал Людвиг, упирая лезвие в грудину Дирку, немногим ниже солнечного сплетения, – как только ее увидишь. А мы уж постараемся, чтобы ты не шибко задержался в пути…

Дирк услышал треск собственной кожи, тихий и невыразительный, как звук отпарываемой с сапога подметки. Боли не было, только прохладная тень ножа, нырнувшая куда-то глубоко в его тело, коснулась твердым острием души, спрятанной где-то между мертвыми потрохами. И та тревожно и отчаянно зазвенела, потревоженная.

– Как ливерный пирог… – хмыкнул Людвиг, зачарованно наблюдавший за результатами своего труда, – только протухший. Погань и гниль одна в середке.

– Гляди, потроха-то человеческие… Хотя и половины недостает как будто. Чар тоттмейстерских не видать?

– Доска ты дубовая! Как чары увидишь? Они же бесплотные, как пороховой дым.

Артур с отвращением сплюнул, Эрнст, немного побледнев, отшатнулся назад. Беззубый, кажется Пауль, облизнул лопнувшие губы. В глубине его непрозрачных глаз плавало что-то темное, как хищная рыба в мутном зловонном водоеме.

Что-то сухо шлепнулось на бетон под ногами Дирка. Он бы не смог разглядеть это, даже если бы склонил голову. Но он и не хотел этого видеть. И только стиснул зубы, когда Людвиг бесцеремонно запустил куда-то в глубь его тела боек молотка, вытягивая наружу что-то большое, еще влажное, тяжелое, липкое.

Именно в этот момент на фоне стремительно сереющего неба вспыхнула еще одна электрическая звезда, пятая. Она взошла со стороны бывшего входа, там, где ударная волна снаряда когда-то разбила притолоку, почти завалив проход внутрь. И по тому, как она стегнула обернувшихся пехотинцев по глазам, злая и решительная, тот, кто управлял ею, не был настроен дружелюбно.

Еще один палач?..

– Бросить оружие! – решительно приказал человек, чей контур едва можно было различить за ярким светом.

Оставшееся жить в каменной скорлупе после ухода людей неловкое эхо исказило его голос, но интонацию невозможно было с чем-то спутать.

Тощий Артур, положивший было руку на кобуру, поспешно ее отдернул. Лицо Людвига само словно обратилось камнем, плясавшие на его поверхности чувства оказались заморожены где-то в глубине, уже неразличимые, только в глазах остался блеск, тот нехороший тревожный блеск, каким отличается хорошо смазанная оружейная сталь. Он всем телом повернулся к вошедшему, неуклюже, но неуклюжесть эта была наигранной, ненастоящей. И опасной.

– Господин лейтенант!..

– Да, вас я и ожидал увидеть. Гербель, Бокк, Дикман и… Ну конечно, Краузе! У вас, рядовой Краузе, кажется, что-то с зубами. Повредились где-то?..

Беззубый Пауль заворчал, сжимая небольшие, но острые кулаки.

Вошедший был Крамером, но Крамером другим, не тем, что был знаком Дирку. Жесткий, подтянутый, сливающийся в своей серой форме с холодным рассветом лейтенант двести четырнадцатого полка сейчас выглядел не более человечно, чем сам «Висельник», растянутый на дыбе, с комом вывалившихся внутренностей, висящих, подобно клубку шерсти.

– Смирно!

Окрик был такой, что все четверо вытянулись, наверное даже не осознав этого. Особые нотки лейтенантского тона стегнули их, точно шипящим кнутом между лопатками. Может, у него есть шанс… Но Дирк вспомнил блеск в глазах Людвига. Нет, такой блеск не оставляет и тени шанса.