Господин мертвец. Том 2

Но даже его отменная реакция в этот раз не помогла ему. Удар палицы пришелся лейтенанту в плечо, скользнул по нему и обрушился на голову. Не успей Крамер немного прикрыться рукой, этот удар мог бы проломить ему висок. Но и без того заключенной в нем силы хватило, чтобы заставить сознание лейтенанта на какое-то мгновение померкнуть.

Крамер, так и не успев поднять револьвера, стал заваливаться на бок, приседая на ставших вдруг ватными ногах.

Этого и ждал Людвиг. Одним гибким движением он вдруг оказался возле падающего лейтенанта, поднырнул под заваливающееся тело, коротко взмахнул рукой… Дирк закричал, хотя предупреждать уже было поздно. Падение лейтенанта приостановилось, словно что-то вдруг поддержало его. Но это не помогло ему, напротив, он почему-то выронил сперва нож, потом пистолет, непослушными пальцами пытаясь нащупать вокруг себя что-то, за что можно удержаться. Когда он открыл рот, из него с хлюпающим звуком ударил маленький кровяной фонтан, оставшийся на губах и подбородке грязно-карминовым следом.

– Сами виноваты… – сказал Людвиг, осторожно обхвативший лейтенанта сзади и удерживающий его от падения. – Кто за мертвецом пойдет, тот и сам мертв, как кобыла дохлая. Всякий знает. Живые люди за мертвецами не ходят. Уж извините, лейтенант. Якшались вы со смертью, да жизни не поняли. А теперь… Эх. Зла на вас не держим. Ступайте себе с Богом.

Крамер выпучил глаза, пытаясь сделать вдох, но его легкие лишь хрипели порванными мехами, судорожно сокращаясь в груди. Челюсть несколько раз дернулась, губы задрожали, как если бы он собирался зарыдать.

Людвиг выпустил его, позволив Крамеру упасть. Из серой лейтенантской спины, обтянутой форменным сукном, выскочил грубый плотницкий нож, роняющий на бетон густые тягучие капли.

– Все потому, что против людей пошли, – сказал Людвиг почти мягко. Нож он брезгливо отбросил в сторону. – Живые против мертвых, какой уж здесь разговор…

– Ему теперь получше, – пробормотал Эрнст, косясь на беззвучно подергивающееся на полу тело в форме. – Теперь в компании со своими мертвецами будет. Туда и дорога. Верно же? Сам выбрал, сам и ступай. А людей нечего трогать. Подстилка тоттмейстерская.

– Это же офицер… – Один только Артур, забыв про свою руку, глядел на Крамера с ужасом. – Людвиг! Ты соображаешь, что натворил? Нас же расстреляют на месте! Трибунал…

– Не по нашу душу трибунал, – отрезал Людвиг. – За что нас-то к трибуналу? Вы вспомните, как все было. Лейтенант Крамер, мир его праху, приказал нам ночью идти с ним в дозор, мол, шум какой-то в заброшенных укреплениях услышали. Мы и пошли. Обнаружили мертвеца, который внезапно ковырнул нашего офицерика ножом, а сам сбежал. Пытались его догнать, да куда там… Вот труп офицерский, а вот четыре свидетеля.

– Мертвяка тогда придется схоронить хорошо… Вроде как сбежал, не нашли.

– И схороним. Тут недалеко суглинок есть мягкий, лопатками за десять минут успеем. Даже крысы не отыщут. Хотя и для них можем пару гостинцев оставить… Как думаешь, будут жрать эту тухлятину? Я бы на их месте не позарился…

Крамер лежал на боку, подтянув ноги к животу, и едва заметно вздрагивал. Дирк видел его лицо, ставшее серым, как бетон, на котором лежал лейтенант. И даже кровь, текущая по подбородку, уже казалась не карминовой, а серой, как свинец. Жизнь уходила с лица, как отступает волна в момент отлива, оставляя за собой бесцветное песчаное дно. Только глаза еще жили на этом лице, веки трепетали, а расширившиеся зрачки уставились на Дирка. Видели ли они что-нибудь? Или Госпожа в своей милости уже набросила на них непроглядную вуаль?..

«Я ничего не чувствую. – Мысль эта соткалась узловатой черной нитью из многих других. – Он был моим другом, и сейчас он умирает. А я смотрю, как он хрипит, лежа у моих ног, и не ощущаю ничего, кроме досады, потому что я мертв, а мертвецы не имеют чувств».

Но под этой мыслью колыхнулось что-то другое, до поры невидимое, но занимающее в его сознании какой-то объем. И чем реже дышал лейтенант Крамер, тем больше разрасталось это ощущение, для которого Дирк не знал названия. Оно пронизывало изнутри, колючей паутиной инея разрастаясь в некротизированных клетках мозга, и даже окружающий мир сквозь линзы этого ощущения явил свое иное обличье: стал плоским, обрел новые оттенки серого, отдалился. Все, что в нем происходило, Дирк теперь воспринимал через новый фильтр, отстраненно, как происходящее за едва прозрачным и очень толстым, стеклом. Он словно надел враз запотевшую газовую маску, приглушившую привычные тона и звуки и затянувшую его в свой маленький, пахнущий горячей резиной, гарью и копотью мирок.

Дирк рванул веревки, растягивающие его. Они были натянуты туго, как струны, чтобы не дать ему возможности использовать инерцию. Каждая хорошо просмолена и достаточно прочна, чтобы вытянуть из самого глубокого фландрийского болота трехтонный грузовик. Он услышал, как заскрипели его кости, как застонал где-то в глубине остывающей души тонкий голос, эхо прежнего инстинкта самосохранения, предупреждающий о том, что даже тело мертвеца не всесильно.