Господин метелей

Его вид был безупречен, а вот от прежней галантности не осталось и следа. Он даже не подал госпоже Голльштайн шубу. Бедняжке Аделаиде пришлось справляться самой. Она накинула шубу, но не застегнула.

— Могу я надеяться, господин граф… — залепетала она, пытаясь достать шапку.

— Можете, надейтесь, — ответил он с таким отвращением, что даже меня это покоробило.

Но Аделаида не обиделась. Она подпрыгнула, стаскивая шапку, надела ее, повязывая сверху шалью, и выглядела так, словно с ней произошло или должно было произойти нечто очень приятное. Приятное?!.

— Всего доброго, господин граф, — сказала Аделаида. — Для меня огромная честь…

— Идите уже, — велел Близар, прищелкнув пальцами, и двери замка распахнулись.

Счастливо взвизгнув, Аделаида схватила подол платья спереди двумя руками и бегом бросилась к дверям. Я заметила, что поодаль, у дороги, стоят позолоченные сани без лошадей.

Стылый воздух пошел низом, но Аделаида не спешила спускаться с крыльца, замерев на пороге.

Чего она ждет? Я наблюдала за ней с недоумением, и вдруг что-то сверкнуло — как звездочка, слетев сверху, и зазвенело, упав на крыльцо. А потом упала еще одна звездочка, и еще, и еще одна!..

Звездочек становилось всё больше и больше, и я уже не сдержала удивленного возгласа — на Аделаиду дождем сыпались серебряные талеры! А она ловила их подолом, пряча лицо, потому что монетки лупили ее по голове и плечам.

Двери замка со скрипом и грохотом захлопнулись, но я не могла пропустить это зрелище!

Подышав на заиндевелое окно, я через «глазок» увидела, как спесивая девица, зажимая подол в зубах, пытается подобрать с крыльца как можно больше монет. Руки ее покраснели от холода, глаза выпучились от натуги, но она собрала все серебряные кругляшики, а потом с трудом, широко расставляя ноги, потащила свое обретенное сокровище к саням.

Почти свалившись на сиденье, она поплотнее затянула подол, боясь потерять хоть монетку. Сани дрогнули и… помчались по склону горы вниз. Сами, без лошадей.

Я смотрела вслед удалявшимся саням, пока они не скрылись в клубах снежной дымки и только потом оглянулась.

Граф Близар никуда не ушел, он по-прежнему стоял в коридоре, скрестив на груди руки и смотрел на меня, насмешливо кривя губы.

— Вы… вы… заплатили ей серебром… — еле выговорила я, тыча пальцем в ту сторону, куда скрылась Аделаида. — Вы за что заплатили?.. За… — я замолчала, чувствуя, как кровь прихлынула к лицу.

Он заплатил ей за… поцелуи?.. Я постеснялась даже мысленно предположить, за что еще могло быть уплачено. Но неужели все истории про развратного графа Близара, соблазняющего невинных девушек — правда?..

— Хочешь заработать больше пяти серебряных монет? — спросил Близар с холодной насмешкой.

— Нет! — быстро ответила я. — Пять, как и договаривались. И расписка. И поскорее, пожалуйста. Не хочу больше здесь оставаться.

Я все краснела и краснела, а колдун, казалось, наслаждался моим смущением и негодованием.

Во всяком случае, наблюдал за мной, склонив к плечу голову.

— Расписку, пожалуйста, — сказала я тихо, не осмеливаясь поднять глаз, хотя я не совершила ничего постыдного, в отличие от некоторых.

— Конечно, расписка, — сказал Близар, нахмурился, а потом пожал плечами. — Хорошо, пойдем, напишем расписку.

Он стал подниматься по лестнице, и я опасливо последовала за ним. На втором этаже он вошел в одну из правых дверей, и я сначала заглянула в комнату, и только потом переступила порог.

Здесь располагался рабочий кабинет. У окна стоял секретер, в открытой папке лежали листы великолепной бумаги, в каменном стаканчике стояли белоснежные пушистые перья. Здесь был жарко натоплен камин, и березовые поленья весело трещали.

Ничего страшного, ничего пугающего.

Я почти крадучись подошла к столу, пока граф разогревал воск для печати и очинил перо.

Мне казалось, он очень долго пишет — я читала через его плечо.

«Жениться на девице Антонелли не намерен… помолвку считать недействительной… девица Антонелли свободна в выборе спутника жизни… Никаких обязательств…».

Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, я слышала, как граф напевает:

— Ты при зимнем ясном дне

Попроси снег об игре.

Пусть она с тобой играет,

Пусть она душою тает…[1]

Он поставил подпись и сложил письмо, а потом покачал металлическую чашечку с длинной ручкой, проверяя — хорошо ли разогрелся воск.

Значит, осталось только опечатать…

Это обрадовало меня, и я спросила:

— Вы тоже знаете эту песенку?

— Какую песенку? — рассеянно спросил он, выливая воск и прикладывая печать — круглую, вырезанную из незнакомого мне серо-зеленого, полупрозрачного камня.

— Про игру со снегом, — сказала я, уже не сдерживая улыбки. Наконец-то я буду свободна, а мачеха умрет от огорчения, что ее коварство не удалось!

— Игра со снегом? — он подождал, пока воск схватится, а потом помахал письмом, чтобы печать застыла окончательно.

— «Ты при зимнем ясном дне…», — повторила я. — Моя мама часто ее пела, эту песню. Забавная, правда? Ничего в ней не понятно.

Близар уже протянул мне письмо, но когда я хотела его взять, вдруг отдернул руку.

— Милорд… — сказала я растерянно, все еще улыбаясь.