Господин Пруст

В их отношениях была еще одна особенность: г-н Пруст отчасти как бы заменял для своего брата мать, давая иногда почувствовать свое старшинство. Но с какой деликатностью это делалось! Он никогда не шел напролом, а приближался издалека, вроде бы невзначай.

—     Зачем ты так часто встречаешься с этим человеком? Из-за работы? Или просто для себя? По-твоему, это те люди, с которыми стоит общаться?

И почти всегда заканчивал такими словами:

—     Ты думаешь, будь жива матушка, она одобрила бы тебя?

А потом с удовольствием говорил мне:

—     Робер согласился, что я прав.

У него была своя особенная манера всем распоряжаться. Например, профессор безумно любил свою дочь Сюзи, теперь это г-жа Мант-Пруст; приходя, он всегда говорил о ней, и г-н Пруст не упускал такого случая:

—     Ты думаешь, ее воспитывают так, как хотела бы матушка?

Помню, во время приезда в Париж его английских переводчиков Шиффов они предложили свозить Сюзи в Англию. И тут г-н Пруст при всем к ним уважении и даже дружбе вмешался в это дело:

—     Шиффы, конечно, очень милы, но зачем моей племяннице ехать к ним, я этого совсем не понимаю. Она еще слишком молода для таких путешествий, да еще чтобы жить у иностранцев.

В отношении воспитания он придерживался старых методов авторитарности и, так сказать, твердой мягкости. Г-н Пруст говорил мне:

—     Матушка была с нами мед и сахар, но если она что-то говорила, это было непререкаемо.

Он очень любил свою племянницу, но виделся с ней совсем редко. Ведь уклад его жизни совершенно не годился для ребенка. Чаще всего это бывало во время войны, когда г-жа Робер Пруст приходила вместе с дочерью вечером после обеда. Она приносила известия от мужа. Сюзи было тогда двенадцать или тринадцать лет. Но потом, когда она подросла, а мы переехали на улицу Гамелен, г-н Пруст уже не встречался с ней у себя дома. Однако он писал нежные письма, а однажды даже по­желал сделать ей подарок и для этого послал меня к одному известному ювелиру в Фобур Сен-Оноре, чтобы купить швейный несессер, который очень понравился его племяннице.

В сущности, он не очень любил детей — и это при всем его культе своего детства. Он говорил:

—     Мне нравится наблюдать за ними, но уж никак не возиться.

И еще про Сюзи:

—     Она очень миленькая с этими вьющимися волосами, и одевают ее без вычурности. Это хорошо.

Теперь, вспоминая всю окружавшую его пустыню, когда до меня доносится эхо тех ночей, я думаю: «Какое одиночество! И какая сила духа, чтобы не только поже­лать, но и вынести его!» 

XV ОН НЕ ЗАБЫВАЛ СВОЮ ПЕРВУЮ ЛЮБОВЬ

По ночам я спрашивала его:

—     Почему же вы так и не женились? Из вас получился бы очень милый муж, деликатный и внимательный, а дети были бы великолепно воспитаны.

—     Дорогая Селеста, во-первых, вы же знаете, что я не так уж умен, да от ума и немного проку — говорят, что умные люди производят на свет идиотов.

—     Ах, сударь, как можно так говорить? Ваш-то отец, уж конечно, не был идиотом, а какие у него сыновья!

Он улыбнулся с довольным видом. Как-то раз он сказал мне:

—     Странно, что именно вы говорите о женитьбе, зная и понимая меня лучше всех других. Неужели вы не чувствуете, что я уж никак не создан для брака. Скажите, пожалуйста, что бы мне пришлось делать с женщиной, которая бегала бы по гостям и не вылезала бы от портних? Да еще повсюду таскала бы меня за собой. Разве мог бы я тогда- писать? Нет, Селеста, мне нужно спокойствие. Я женился на своей работе и забочусь только о моих бумагах.

Однажды он пошутил:

—     Мне была нужна женщина, которая понимает меня, а я знаю только одну такую во всем свете. Я мог бы жениться только на вас.

—     О, сударь, это неплохая мысль!

—     Пожалуй, хотя вы лучше всего подходите для того, чтобы заменить мне матушку.

И еще, когда он повторял мне уже в сотый раз об идеальной гармонии его ро­дителей, я спросила, есть ли для него разница между платонической и плотской любовью. Внимательно взглянув на меня, он ответил:

—     Не понимаю, о чем вы говорите?

И я почувствовала, что это неуместная тема.

Впрочем, помню один вечер, когда к нам зашел Жак Порель, сын знаменитой актрисы Режан, соперницы Сары Бернар. Из них обеих г-н Пруст отдавал предпоч­тение именно ей. Г-н Порель привел свою молодую жену, которая была в ослепи­тельном декольте с совершенно голой спиной, и ее муж настоял, чтобы она, повер­нувшись, продемонстрировала ее г-ну Прусту во всей красе. Когда они Ушли, он сказал:

—     Странное дело, Селеста, никак не пойму этого Пореля. Он не только обожает свою жену, но еще хочет, чтобы весь свет знал и видел, как она красива. И эта манера выставлять напоказ ее спину!.. Еще немного, и он разденет ее догола. Я никогда даже говорить не стал бы про обожаемую женщину, и мне не нужно, чтобы ею восхищались другие. Наоборот, я прятал бы ее только для одного себя. И еще, по какому-то поводу он сказал:

—     Такая милая и любящая женщина, как вы, и должна была привлекать всех вокруг. Вас просто невозможно не любить.

—     Может быть, я была бы слишком разборчива... или уже слишком изба­лована.