Господин Пруст

Что касается «Сванов», то, во-первых, это была очень большая рукопись — от тысячи до тысячи двухсот страниц (около семисот, отпечатанных на машинке). Во-вторых, она не походила ни на что, появлявшееся в то время. Его хлопоты нача­лись в 1912 году. Г-н Пруст имел ввиду прежде всего два издательства: «Фаскёль», солидную фирму, куда его уже рекомендовали, и «Новое Французское Обозрение», совсем еще молодое, но привлекавшее своей шумной новизной и издававшимся ли­тературным журналом «НРФ» с его поколением молодых авторов, поддерживавших друг друга, о которых тогда много говорили: Андре Жидом, Полем Клоделем, Жаном Шлюмберже, Франсисом Жаммом, Жаком Копо. Последний, правда, занимался больше своим театром «Старая голубятня». Деловой частью заведовал Гастон Галлимар, женатый на дочери влиятельного банкира Лазара, — впрочем, очень красивой и элегантной светской особе, обладавшей тонким вкусом. К «Новому Французскому Обозрению» г-на Пруста подталкивал князь Антуан Бибеско, всегда увлекавшийся последними новшествами. Он же посоветовал ему подписаться и на «НРФ». Со своей стороны, г-н Пруст еще в прежние годы, будучи летом в Кабуре, познакомился с Гастоном Галлимаром. Кажется, он как-то рассказывал, что устраивал там званый обед в «Гранд Отеле» и пригласил г-на Галлимара, который не был тогда еще изда­телем.

Знал он и Андре Жида по светскому знакомству пятнадцати или двадцатилет­ней давности.

Короче говоря, г-н Пруст вполне мог и сам представить себя, но это было бы против его правил. И в «Фаскёль», и в «Новом Французском Обозрении» нашлись друзья, чтобы рекомендовать его объемистый манускрипт. Кальметт из «Фигаро» отдал в начале 1912 года первый просмотренный и исправленный экземпляр для «Фаскёль». Хотя через князя Антуана Бибеско г-н Пруст и встречался с Жаком Копо и даже решился написать Гастону Галлимару, князь Антуан все-таки сам взял второй, не вполне исправный, экземпляр и отдал его Андре Жиду, ради чего он даже устроил вместе с братом званый обед. Это было осенью того же 1912 года.

Надо сказать, что оба брата Бибеско, Эммануэль и Антуан, горячо симпатизи­ровали г-ну Прусту и его сочинениям. Прочитав рукопись «В сторону Свана», они сразу полюбили эту книгу.

—     Я знал их тонкий вкус, — рассказывал мне потом г-н Пруст, — и поэтому отдал читать роман — во всяком случае, начало. Оба в один голос с их итальянской восторженностью, свойственной румынам, заявили: «Ма-р-р-сель, это непод-р-р-р-ажаемо! Никто не пишет, как вы!»

Итак, рукопись оказалась сразу в двух местах. Но обе стороны хранили мол­чание. Три месяца никакого ответа от «Фаскёль» и ничего от «Нового Французского Обозрения» ни за две недели, ни за три, ни за месяц.

Князь Антуан приехал к г-ну Прусту:

—     Ну, как дела, Марсель, что нового?

—     Ничего, никакого ответа.

—     Неужели! Никакого ответа? В конце концов князь Антуан отправился к Андре Жиду в «Новое Французское Обозрение», помещавшееся тогда на улице Мадам в квартале Сен-Сюльпис. Жид сказал ему, что рукопись не принята:

—     Наше издательство публикует серьезные книги. А о такой вещи не может быть и речи — это литература светских бездельников.

И он вернул рукопись Антуану Бибеско. Кажется, дня за два до Нового Года. Потом пришло письмо Жака Копо, более деликатное, но в том же смысле и с под­тверждением отказа.

Тут-то и начинается эта знаменитая история, дошедшая чуть ли не до скандала — правда ли, что Жид был единственным, кто вообще хотя бы видел саму рукопись? Это просто какая-то комедия, разыгравшаяся вокруг завязывавшей пакет бечевки.

Впоследствии Жид признавал свою ошибку, однако объяснял свой отказ одним шокировавшим его смысловым огрехом текста. Г-н Пруст, говоря в самом начале «Свана» о «тетушке Леони» (его собственная тетка Элизабет) и ее «бледном увядшем лице», чтобы подчеркнуть всю ее худобу и осунувшееся лицо, написал о «позвонках, просвечивавших, как острия тернового венца или бусинки четок». Вот эти «позвон­ки» на лице «тетушки Леони» и встали поперек горла Андре Жиду и погубили в его мнении всю книгу.

Я бы не возражала, если бы это объяснение не возникло много позже, да и кроме того, версия самого г-на Пруста была совершенно другая. Это хотя и мелкий, но все же эпизод истории, о котором он часто говорил мне, причем в самом катего­рическом тоне:

—     Селеста, уверяю вас, в «Новом Французском Обозрении» мой пакет даже не открывали.

И его доказательство всегда представлялось мне убедительным. Но сначала нужно вернуться назад — еще к Никола Коттену, который упаковывал тогда руко­пись для князя Бибеско.