Господин Пунтила и его слуга Матти

Пунтила. Бери тот стул! У тебя получится отличная гора. Только ты выполняй мои указания, я знаю, что надо и чего не надо. Я ответственный. А то вдруг у тебя гора выйдет нерентабельная. Не будет открываться вид с ее вершины, и я не получу удовольствия. Тебе бы только найти работу, а я должен направлять ее - целе-со-об-разно! А теперь мне нужна дорога на гору. Чтобы я поднялся со всеми удобствами. А во мне два центнера. Если не будет дороги плевал я на твою гору. Вот видишь - ты плохо соображаешь. Я умею распоряжаться людьми, мне интересно, как ты будешь сам собой распоряжаться.

Матти. Все. Гора готова. Можете всходить. У меня гора с дорогой. А не в таком недоконченном виде, как у господа бога. Он ведь свои горы в спешке делал. У него только шесть дней было. Так что ему пришлось натворить кучу батраков себе в помощь.

Пунтила (начиная восхождение). Э, эдак я могу себе шею сломать.

Матти (поддерживая его). Ну это вы можете и на ровном месте, если я вас не поддержу.

Пунтила. Потому я и беру тебя с собой, Матти. И ты бы иначе не увидел страну, которая тебя породила. Без нее ты был бы просто дерьмо. Благодари ее по гроб жизни!

Матти. По гроб жизни - это мало. Вот в газете "Хельсинки саномат" пишут, что надо благодарить и за гробом.

Пунтила. Смотри - сначала идут поля и лужайки, а потом лес. Лес, и с какими соснами. Они могут расти хоть на камнях и ничем не питаться. Просто диву даешься, как они существуют без всякой пищи.

Матти. Из них вышли бы замечательные батраки.

Пунтила. Мы поднимаемся, Матти. Дорога идет вверх. Всякие строения и прочие создания человеческих рук остались позади. Мы окунаемся в девственную природу. Она становится все суровее. Забудь сейчас все свои житейские заботы и отдайся величественным впечатлениям.

Матти. Отдаюсь изо всех сил, господин Пунтила.

Пунтила. О благословенный Тавастланд! Надо выпить еще два-три глотка, чтобы понять всю эту красоту!

Матти. Одну минуточку, я сейчас спущусь с горы и достану красненького. (Слезает вниз и снова забирается на стол с бутылкой.)

Пунтила. Вот мне интересно, можешь ты воспринимать красоту? Ты сам родом из Тавастланда?

Матти. Да.

Пунтила. Тогда я спрашиваю, тебя, где есть еще на свете такое небо, как над Тавастландом? Говорят, в других местах небо синей. Но облака у нас, безусловно, тоньше. И ветер в Финляндии гораздо нежней. И я не хочу ихней синевы, пусть мне даже не предлагают. А когда дикие лебеди взлетают с болотистых озер, так что воздух шумит от их крыльев, разве это не прелесть? Не слушай вранья о других странах, Матти! Держись за Тавастланд, я тебе правильно советую.

Матти. Так точно, буду держаться, господин Пунтила.

Пунтила. Одни озера чего стоят! О лесах я уж не говорю. Вон они - мои леса. Тот, который на мысу, я велю вырубить. Но возьми только озера, Матти. Только взгляни на озера. Ты про рыбу не думай, хоть ее и полно. Нет, ты только полюбуйся на озера утром - этого достаточно, ты уже никуда не захочешь уехать, потому что все равно истерзаешься с тоски на чужбине. А этих озер у нас в Финляндии восемьдесят тысяч!

Матти. Есть полюбоваться на озера!

Пунтила. Видишь этот маленький буксир, у которого грудь, как у бульдога? А бревна в утреннем свете - как они плывут по воде, крепко связанные и очищенные от коры. Целое состояние! Я слышу запах свежего дерева за десять километров. А ты? Запахи у нас в Финляндии - это целая поэма. Например, ягоды после дождя или березовые листья, когда идешь из бани, попарившись березовым веничком. На другое утро в постели еще слышен этот запах! Где ты еще найдешь такое? Где вообще есть такой вид?

Матти. Нигде, господин Пунтила.

Пунтила. А больше всего я люблю, когда все это начинает расплываться, расплываться. Это в любви бывают такие минуты - закроешь глаза, и все плывет. Впрочем, я думаю, такая любовь бывает только в Тавастланде.

Матти. А у меня на родине были пещеры. И там лежали камни - круглые и гладкие, как бильярдные шары.

Пунтила. И вы, конечно, туда забирались и сидели, вместо того чтобы пасти коров. Смотри - коровы! Плывут через озеро!

Матти. Да. Штук пятьдесят.

Пунтила. Шестьдесят, не меньше! А вон поезд. Если прислушаешься, можно различить, как гремят бидоны.

Матти. Если очень прислушаешься.

Пунтила. Да, я должен тебе еще показать Тавастхус, старый Тавастхус. Есть еще у нас города. Вон там Парк-отель, у них отличное вино, я тебе его рекомендую. Замок я пропускаю, там устроили женскую тюрьму для политических, пускай не лезут в политику. Но паровые мельницы издали - это чудная картина, они оживляют пейзаж. А посмотри, чти ты видишь гам, налево?

Матти. Да, что я там вижу?

Пунтила. Ну поля же! Поля ты видишь, насколько хватает глаз, поля вокруг имения "Пунтила". Вон та луговина - там такая жирная трава, что, когда я выпускаю в клевер коров, я могу их доить три раза в день. А хлеб там растет до самого подбородка и родится два раза в год. Подпевай!

И волны возлюбленной Ройны

Целуют прибрежный песок...

Входят Фина и Лайна.

Фина. Господи Иисусе!

Лайна. Всю мебель переломали!

Матти. Это мы стоим на вершине Хательмы и любуемся окрестностями!