- А я уже больше года, с первых дней… - прапорщик посмотрел на меня молча, но теперь с надеждой, - Разные передряги случались. И бой этот будет не первым и даже не десятым. Гоните от себя дурные мысли. Они только помеха и в бою, и в мирной жизни. В бою вы будете думать не о том, как победить, а о том, как бы спрятаться и сохранить свою жизнь. А именно это последнее, инстинкт самосохранения и погубит вас! В бою вы не должны думать о смерти. Думайте о жизни, о том, как будете отдыхать после боя, как вернетесь домой. Именно такие мысли и спасут вас. Скольких я видел людей, которые прятались от пуль, но неизменно те их настигали в самых неожиданных местах. И скольких я знаю людей, что не жалея живота своего шли на врага и остались живыми. Наверное, это судьба, она решает, кто завтра останется лежать, а кто пойдет дальше. Там, - я поднял палец кверху, - уже все решено…
- Извините, господин штабс-капитан, у меня есть бутылка водки… - Тимофеев осторожно посмотрел на меня.
- И?
- Не хотите ли немного выпить?
- Что ж, если не много, то это не повредит, - пожал я плечами.
Прапорщик встал и, подойдя к своему вещмешку, вынул из него бутылку «смирновки». Потом поставил ее на стол, на котором стояли уже пара стаканов и хлеб с закуской. Жестом руки он пригласил меня к столу, а сам налил в стаканы прозрачную жидкость.
- Сохрани и помилуй нас! – произнес краткий тост прапорщик. Мы чокнулись и выпили. Водка приятно разлилась по телу, согревая все его уголочки.
- Куда вы торопитесь прапорщик? – сказал я, увидев, что Тимофеев опять разлил водку.
- Так ведь времени у нас осталось совсем немного!
- Нормально! Не гоните… - попытался остановить его я, но взялся за налитый стакан. – Я хочу выпить за Родину… Какая бы она ни была, но она наша. И мы готовы умереть за нее.
Мы опять чокнулись и осушили стаканы. Тимофеев достал папироску и вопросительно посмотрел на меня.
- Черт с Вами! Курите! – разрешил я.
Прапорщик закурил. Вернувшись на свою лежанку, он уселся на ней, опершись спиной о бревна землянки. Тихонько попыхивая папироской, прапорщик молчал.
- Станислав Максимович… - полушепотом обратился ко мне Тимофеев через несколько минут молчания.
- Да?
- А вы из военной семьи?
- Да…
- И всегда хотели стать кадровым офицером?
- Да, наверное…
- А я вот и не думал, что одену пагоны. Я ведь из студентов. Только стал работать инженером на сталелитейном и вот, война…
- Вас призвали?
- Нет. Я пошел добровольцем, я «охотник». Сдал экзамены и вот получил месяц назад прапорщика …
- А я оканчивал юнкерское училище. Отец кадровый военный.
- Расскажите о себе, - попросил меня Тимофеев как-то уж очень проникновенно.
- Зачем? – спросил я его.
- Знаете, нам через… - он взглянул на свои карманные часы, - почти шесть часов вместе идти на смерть. Хотелось бы знать о человеке, с которым мы скоро, возможно, погибнем, сражаясь бок о бок …
ГЛАВА 3.
Мое детство.
- …Хм… - я задумался, вспоминая свою жизнь. Что ему собственно рассказать? Об учебе или о службе, о родителях или о своей первой любви? А нужно ли мне это? А ему? Может он и прав, ведь через несколько часов случится такое, отчего ни мне, ни ему не поздоровится. Быть может эти часы и минуты перед боем очень важны. Наконец я открыл рот и начал свою исповедь. Благо слушатель был благодарный. Но скорее всего я сам с удовольствием стал вспоминать детство. - Мое детство на первый взгляд любому постороннему человеку может показаться безрадостным и тяжелым. Оно прошло под знаком большой нужды. Но, тем не менее, я о нем вспоминаю с легкой грустью. Хотя, возможно, любой человек через некоторое время вспоминает только хорошее. Отец мой был отставным военным, дослужившимся до майорского чина, неоднократно раненным, и по сей причине получавшим лишь пенсию. Да и пенсия оказалась уж очень крошечной - в размере всего 36 рублей в месяц. На эти средства наша семья должна была существовать. В семье нас было пятеро, а после смерти деда осталось четверо. Нужда и малоденежье загнали нас в деревню, где жить оказалось на самом деле дешевле, а разместиться можно было свободнее. Мы поселились в просторном доме со своим приусадебным хозяйством. Признаться, свою жизнь в деревне я практически не помню. Одно могу сказать: у меня остались только светлые и приятные воспоминания о тех годах. Помню речку, холодную воду в ней, темную и бурлящую, заросшие ивами и травой глинистые берега. Помню соседского мальчишку, с которым бывало, ходили удить рыбу. Имени его не помню. Вот, в сущности, и все мои воспоминания о деревенской жизни. Время пролетело быстро, и к моим шести годам, как известно, заведено начинать школьное обученье, поэтому ради меня, моего образования нашей семье все-таки пришлось переехать во Влоцлавск.