— Пожалуйста, выслушайте меня… — Я почувствовала себя священником во время исповеди. — Вы верите в чудеса?.. Не отвечаете? Это всё потому, что вы их не видели… А я видел… — Здесь он задумался, чем бы продолжить свою речь. — А в любовь вы верите? — Это понятие было мне ближе. — Кажется, верите. И я вот верю… Верите, потому что любили, так? И я любил… У меня были две любви. Одна — первая, настоящая. Она была для меня всем… а потом вторая — тоже настоящая. И она была для меня всем. Я любил их обеих… И продолжаю любить. — Мягкий искренний голос господина со шляпой потихонечку воздействовал на меня, и мне уже становилось не так страшно, захотелось взглянуть на говорившего. И вдобавок это позвякивание ногтей по кружке. — А верите ли вы в несчастия? Страдания? Ммм? Можете не говорить. Все мы в это верим. Уж что-что, а это чувствовал каждый из нас. — Господин сделал большую паузу и протяжённо выдохнул через рот. — Я потерял обе свои любви… Одну, к большому сожалению, безвозвратно… Но вот первую… — Он со всхлипом вздохнул. — Скажите, вы любили в детстве?.. По мне в детстве любовь какая-то… не знаю… другая, наверное… на всю жизнь… Может, например, у вас был какой-нибудь любимый питомец? Кролик там, кошка… собака. — В этот момент я почувствовала что-то знакомое, что-то странное исходило от господина со шляпой. Этот голос, который, казалось, знает меня всю жизнь. Я подняла лицо на незнакомца. Его очки лежали на столе, а из глаз обильно текли слёзы. — У меня для вас кое-что есть. — Господин потянулся к шляпе и снял её. Положил на стол и отвязал обрамлявшую её жёлтую ленту. Там скрывался медальон. Господин протянул его мне.
— Откуда это у вас?
Это был подарок Тимура. Я открыла крышку и увидела нашу совместную фотографию. Мы, счастливые — я, Писюн и Тимур — на фоне нашего дерева, которое свело нас всех троих и подарило нам много чудесных эмоций и приключений. Это была прекрасная дружба. Я заглянула в глаза господину и умоляла его дать ответ.
— Я нашёл его там, на скамейке. Перед вашим домом… Может, вы его случайно обронили и не нашли… — Я ждала чего-то необычного от его слов. Он сказал ещё не всё. — Это было через год после того, как вы потеряли… — Мне стало не по себе: голова закружилась, а кончики пальцев закололи. — Писюна.
Как гром среди ясного неба. Я слышала, но не верила. Этого не могло быть.
— Я хочу, чтобы вы знали и никогда не сомневались: знайте, он всегда пытался найти вас… — Глаза господина напомнили мне речушку тогдашней весной. Я тоже плакала. — Он никогда о вас не забывал… Всё, всё это время он не появлялся к вам, потому что берёг вас, ваши чувства… Он всегда, всегда любил вас больше жизни… — Глаза господина проникли внутрь меня, и я почувствовала, увидела. Его глаза в тот момент были… добрые-добрые. — И сейчас, в эту минуту… он любит вас так же, как тогда, когда вы обнимали его, целовали и чесали… за ушком.
Я чуть ли не упала в обморок. Я взглянула на левое ухо господина и обнаружила, что верхний краешек там отсутствовал, именно в том месте, где его отрезал учёный Калигари! Затем я внутренне почувствовала, что надо посмотреть на тарелку, протянула к ней руку, повернула на себя и прочла надпись:
— Писюн.
Прям как на его миске.
Я сжала лицо между ладонями. Вмиг вернулась на десять лет назад. Что я почувствовала? А что сейчас чувствовал он? Мой друг. Я взяла его за руки, и он зарыдал, как малое дитя. Мы оба были такими.
— Мой милый Писюн.
В следующую минуту я обнимала его дрожащее тело.
Эту ночь мы провели вместе. Мы разговаривали. Вспоминали былое. Обсуждали новое. Так я узнала, что, потеряв Викторию Сикрет, Писюн потерял и своих нерождённых детей. За день до похищения Виктория поделилась с Писюном этим радостным событием. О смерти возлюбленной он узнал позднее от Аллы Борисовны, с которой я делилась тогда своими печальными вестями. Затем я вынуждена была услышать про учёного Калигари и его опыты. Про смелый побег Писюна. Его жизненные перипетии в новом для себя мире. Про его многолетние попытки встретиться со мной. Не ранить меня своим появлением…
Вся эта ночь подарила нам новую жизнь. Изменила нас. Ранила, но в то же время и обогатила.
Наутро, не спавшие, уставшие, с заплаканными глазами мы стояли в прихожей. Когда я надела на себя куртку, Писюн подошёл ко мне и взял за плечи, чтобы приласкать, пошутить. Он долго всматривался в мои глаза, затем потянулся ко мне и… лизнул в губы. Я засмеялась и от счастья крепко прижалась к груди моего любимого Писюна. Я долго не раскрывала век, чтобы не возвращаться в пугающую реальность. А раскрыв, увидела нас — в зеркале. Нас, обречённых на новые страдания. Волосатая шея Писюна, его руки, обнимающие меня, пока я вздрагиваю от нахлынувших слёз. Воспоминания, рассуждения, предположения, всё это кружилось у меня в голове и причиняло боль.