Было уже часа три ночи, когда я оторвался от монитора и пошёл прогуляться с дико гудящей головой. Отвык от таких огромных потоков информации. Ничего, пара суток в "Межвременьи" и в рейдах ситуацию исправят. Правда, руку на отсечение ставлю, что заработаю информационное отравление.
Бредя по коридору призраком позавчерашнего дня, я наткнулся на сосредоточенно идущую мне навстречу маму. Она, видимо, стрелой летела в мои покои...
-- Мамочка, придушишь же... -- прохрипел я минуты через две.
-- Живой, мой сын, малыш, живой... -- как в бреду всхлипнула она, ничего больше вокруг не замечая.
Маму так отчаянно колотило, что мне пришлось тащить её в комнату и отпаивать чем покрепче. Я понимаю её. Сам... в будущем успел побывать отцом. Пока она сидела рядом, вцепившись мне в локоть и прижавшись щекой к плечу, я снова и снова, неосознанным, но вошедшим в привычку движением касался пяти тонких, едва заметных шрамов он ноготков моей дочери.
Я отдам свою жизнь, мамочка, чтобы то страшное будущее, в котором ты умерла, не сбылось. Не плачь, гладя кончиками пальцев седую прядь в моём "чёрном пепле". Не смотри на меня так, мама. Не жалей меня. Я всё могу пройти и выдержать. Потому что уже, в свои пятнадцать лет, сильнее тебя.
Когда я успел стать настолько выше тебя ростом, когда перестал быть ребёнком? Когда успел даже в твоих глазах из малыша превратиться в Императора?
-- Ты будешь одним из великих, малыш, -- она снова провела рукой по моему виску. -- Не менее великим, чем твой прадед Терриан.
-- Чтобы быть великим, нужно жить в страшное время, -- негромко ответил. -- Я же хочу жить в спокойные и скучные времена.
-- И когда ты успел стать таким умным?! -- на пороге стоял дедушка. За ехидной улыбкой пряталась гримаса боли и горечи. А к тебе, дедуля, у меня отдельные счёты.
-- Дай-ка подумать! -- воскликнул я с показной весёлостью. -- Может быть тогда, когда мой брат чуть не умер у меня на глазах? Или, может быть, когда в двенадцать лет стал Рыцарем второй ступени? Или, может, когда меня в мой день рождения прокляла светлая истеричка, которую ты привёл в наш дом ради своей очередной политической игры, старый интриган? -- Подавшись вперёд, я пристально взглянул на деда: -- Или, скорее всего, когда я сам сжёг в погребальном костре ту, что должна была стать смыслом моей жизни!
Дед перестал улыбаться, а мама вздрогнула и растерянно спросила:
-- Что?..
-- У папы спрашивайте, -- отмахнулся я. Поднялся на ноги, подошёл к окошку. -- Папе я рассказал всё, что нужно.
Выпустил крылья, полностью их материализовав. Распахнул окно. Обернулся к деду:
-- Деда, у тебя там племянник образовался. Сын императрицы Дарины и Благословлённого Хаосом. И ещё кое-что, я думаю, тебе будет интересно узнать от дяди Дара.
Больше не оборачивался. Поймал крыльями поток воздуха. Покружил над городом и вскоре устало брёл по больничным коридорам в поисках палаты брата. Почему-то в упор не помнил, где она находится. Крылья волочились по полу, и сил не было даже чтобы сложить их, не то что наполовину лишить материальности.
В одном из коридоров меня поймал Кордан. Тень Владыки оглядел шатающего и не соображающего от усталости меня с головы до ног, потащил к врачам, которые без лишних слов вкатали "несчастному замученному принцу" в вену целый коктейль. Кажется, до палаты, где я должен отоспаться, Кордан меня тащил, ругаясь сквозь зубы в попытках не наступать на перья.
Шорох мантии почти не слышен. Посох Дангаха не опускался на пол, чтобы не создавать лишнего шума.
Подойдя к кровати, где беспокойно раскинулся во сне тёмный малыш, Дангах склонился, взглянул на спящего. Под глубоким капюшоном невозможно было разглядеть выражение уродливой морды, но Ходящий меж Мирами улыбнулся. Аккуратно поставил на тумбочку возле кровати вазу с цветами, которую держал в руке. Взяв один цветок, положил на подушку принца. И тихо ушёл, растворившись в стене....Карта миров изменилась. Теперь это карта трёх миров, а не одного. Империя, существовавшая в трёх мирах одновременно, считалась единой.
Отойдя от карты, я мельком взглянул в зеркало, проверяя состояние глаз. Там отражался всё тот же двадцатилетний юнец, что и последние четыреста лет. Льдистый, страшноватый, но уже привычный цвет скоро должен был сойти, уступая обычному фиолетовому. Пора бы им привыкнуть, что я неубиваем. Сколько раз пытались? Не счесть ведь покушений на моё императорское величество.
Я всё тот же, что и четыреста лет назад. Только Небо меня разлюбило...