– Что ты… хочешь сказать?
– Раскудрыть!
– О нет! – прошептала Тиффани.
Из травы выскочили Фигли. Нак-мак-Фигли не знают слова «страх». Порой Тиффани хотелось дать им словарь. Они дрались как тигры, они дрались как черти, они дрались как великаны. Но никогда, ни при каких обстоятельствах они не дрались как те, у кого наберётся хоть чайная ложка мозгов.
Они накинулись на Зимовея, и каждый пытался проткнуть его мечом, пнуть ногой, ударить головой. И их ничуть не смущало, что ни один удар не достигал цели, что все они пролетали сквозь врага, словно он был призраком. Фигль, который, замахнувшись ногой на Зимовея, пинал самого себя в лоб, оставался вполне доволен результатом.
Зимовей не обратил на них никакого внимания. Так человек не замечает порхающих вокруг бабочек.
– Где твоя сила? Почему ты так одета? – спросил он. – Это неправильно!
Зимовей шагнул вперёд и схватил Тиффани за запястье гораздо крепче, чем можно ожидать от призрака.
– Так не должно быть! – крикнул он.
Высоко в небе быстро неслись облака.
Тиффани попыталась вырваться:
– Пусти меня!
– Ты – она! – завопил он и дёрнул её к себе.
Тиффани не знала, откуда взялся крик, но пощёчину нанесла её рука, по собственной воле. Ладонь ударила призрака по щеке так сильно, что лицо на миг расплылось, словно краска на картине размазалась.
– Не подходи ко мне! Не трогай меня! – завизжала Тиффани.
Позади Зимовея что-то двигалось. Она не могла как следует разглядеть это – мешала ледяная взвесь в воздухе и пелена гнева и ужаса перед глазами. Но что-то или кто-то, чей силуэт дробился и искажался, как во множестве кривых зеркал, мчался к ним с другого края поляны. На одно жуткое мгновение фигура тёмным пятном проступила за спиной Зимовея, – и вот она уже превратилась в матушку Ветровоск, стоящую на том же самом месте, где и Зимовей. Прямо в нём.
Зимовей коротко и пронзительно вскрикнул – и исчез, расплывшись облаком тумана. Матушка Ветровоск, моргая, тяжело шагнула вперёд:
– Брр! Не скоро мне теперь удастся избавиться от этого привкуса в голове… Закрой рот, девочка, а то ещё залетит что-нибудь.
Тиффани закрыла рот. А то ещё залетит что-нибудь.
– Что… что вы с ним сделали? Куда он подевался?
– Не он, а оно! – рявкнула матушка, потирая лоб. – Хотя оно думает, что оно – это он. А теперь дай-ка мне своё ожерелье!
– Что?! Но оно моё!
– По-твоему, я тут с тобой спорить собираюсь? – вспылила матушка. – Неужели у меня на лице написано, что я не против поспорить? Живо давай его сюда! И не смей упрямиться!
– Я просто не…
Матушка Ветровоск понизила голос, и её тихое шипение прозвучало куда более угрожающе, чем любые крики:
– Эта лошадка помогла ему найти тебя. Сейчас оно просто туман. Как думаешь, насколько плотным оно явится в следующий раз?
Тиффани вспомнила странное лицо, которое не двигалось так, как полагается настоящему лицу, странный голос, который складывал слова, словно кирпичи…
Она расстегнула серебряный замочек и протянула украшение матушке. Это всего лишь боффо, убеждала себя Тиффани. Любая щепка – волшебная палочка, любая лужа – хрустальный шар… Это просто… просто безделушка. Она не нужна мне, чтобы быть собой.
Нет, нужна.
– Ты должна отдать его мне, – сказала матушка мягко. – Сама я не могу забрать его у тебя.
Она протянула руку, и Тиффани уронила лошадку в её ладонь. Ей показалось, что пальцы матушки сомкнулись, будто хищные когти, но она прогнала эту мысль.
– Вот и хорошо, – сказала матушка. – А теперь нам пора.
– Вы следили за мной, – мрачно проговорила Тиффани.
– Всё утро. Ты заметила бы, если бы додумалась посмотреть. Но ты неплохо справилась на похоронах, должна тебе сказать.
– Неправда. Я хорошо справилась!
– Я так и сказала.
– Нет, – качнула головой Тиффани. – Не так.
– Лично я никогда не связывалась с черепами, – заявила матушка, пропустив её слова мимо ушей. – А с игрушечными и подавно. Но госпожа Вероломна…
Она вдруг замолчала и пристально уставилась куда-то в небо над лесом.
– Это снова он? – спросила Тиффани.
– Нет, – с лёгкой досадой ответила матушка. – Нет, это наша юная госпожа Ястребей. И Летиция Увёртка. Не стали откладывать, как я посмотрю. Госпожа Вероломна ещё и остыть не успела. – Она фыркнула. – У некоторых людей нет вообще никакого понятия о приличиях.
Две метлы опустились на дальнем конце поляны. Аннаграмма выглядела взволнованной. Госпожа Увёртка выглядела как всегда: высокая, бледная, очень хорошо одетая, увешанная оккультными украшениями и с таким выражением лица, будто все вокруг страшно её раздражают, но она любезно об этом промолчит. На Тиффани она всегда смотрела (в тех редких случаях, когда вообще давала себе труд посмотреть), как на диковинную зверушку, с которой не вполне понятно, как быть.
С матушкой госпожа Увёртка обычно держалась вежливо, официально и холодно. Матушку Ветровоск это страшно выводило из себя, но так уж заведено у ведьм: с тем, кого недолюбливают, они ведут себя церемонно, как герцогини.
Две новоприбывшие ведьмы подошли поздороваться, матушка низко поклонилась и сняла шляпу. Госпожа Увёртка сделала то же самое, только её поклон был чуточку ниже.