Господин Зима

– Заболела? Да она, по-моему, и дня в своей жизни не проболела! – фыркнула женщина таким тоном, что сразу стало ясно: по её мнению, это совершенно несправедливо. И вышла, закрыв за собой дверь.

Даже пол в спальне блестел – не оттого, что по нему долгие годы ходило множество ног, а оттого, что кто-то тщательно натёр его песком и отполировал. Босые ноги Тиффани слегка липли к нему. Нигде не было видно ни пыли, ни паутины. Комната сверкала и дышала свежестью, то есть вопиюще не соответствовала представлению о комнате ведьмы.

– Я хочу одеться, – произнесла Тиффани вслух. – Есть тут Фигли?

– Не-ка, – раздалось из-под кровати.

Послышалось отчаянное перешёптывание, потом голос уточнил:

– Ну, тойсь, считай, ни единого-одинёшенька Фигля.

– Тогда закройте глаза, – велела Тиффани.

Она стала одеваться, время от времени прихлёбывая чай. Надо же, ей принесли чай и поставили у кровати, хотя она и не лежала больной. Да так только с царственными особами обращаются!

И тут Тиффани заметила синяки на руках. Больно не было, но там, где её ударило штурвалом, темнели лиловые пятна.

– Фигли? – окликнула она.

– Раскудрыть, вторижды ты нас не словишь! – раздался голос из-под кровати.

– Выходи, чтобы я тебя видела, Туп Вулли! – прикрикнула Тиффани.

– Ну, ты могуча карга, хозяйка – завсегды бум-бум, чё эт’ я.

Последовало ещё одно напряжённое совещание шёпотом, и Туп Вулли – а это и впрямь был он – вышел из-под кровати в сопровождении ещё двоих Фиглей и Горация.

Тиффани уставилась на сыр во все глаза. Конечно, синие прожилки роднили его цветом с пикстами. И вёл он себя как Фигль, тут и говорить не о чем. Но с какой стати на нём красуется разлохмаченный кусок клетчатой ткани вроде той, которую Фигли используют для килтов?

– Он вродь кыкс сам нас сыскнул, – сказал Туп Вулли, приобняв столько Горация, на сколько хватило руки. – Мона, я его оставлю, пжалста? Он кажденно моё словесо понимает!

– Везёт ему – лично я понимаю далеко не каждое, – сказала Тиффани. – Скажи, мы этой ночью были на корабле, который разбился?

– Ах-ха. Кыкс бы.

– Как бы? Это было на самом деле или во сне?

– Ах-ха, – ответил Вулли, явно нервничая.

– Что «ах-ха»?

– То ах-ха, другенно ах-ха, кыкс бы всамделишно и невсамделишно тож, этаким невсамделишным всамделишным манером, – заёрзал Туп Вулли. – Я ж нуженных словей ни бум-бум.

– Все Фигли остались целы?

Туп Вулли расплылся в улыбке:

– Ах-ха, хозяйка. Нае проблемо. Эт’ ж был сонный крабль на сонном море, чегой там…

– И айсберг был тоже «сонный»? – спросила Тиффани.

– Ах, нае. Айсберх был всамделишный, хозяйка.

– Так я и знала! Ты уверен?

– Ах-ха! Мы, Фигли, таки штуки запросто чуем, – сказал Вулли. – Верно, ребя?

Двое его спутников, трепеща от того, что пришлось предстать перед малой громаздой каргой почти в одиночку, а не среди сотни братьев, молча кивнули и попытались спрятаться друг другу за спину.

– То есть самый настоящий айсберг в виде меня сейчас плавает где-то в море, на пути кораблей? – с ужасом спросила Тиффани.

– Ах-ха. Лехко могёт быть, – подтвердил Туп Вулли.

– Тогда у меня скоро будут жуткие неприятности, – сказала Тиффани и встала с кровати.

Раздался хлопок. Одна из половиц подпрыгнула и повисла над полом, покачиваясь вверх-вниз и поскрипывая, как кресло-качалка. Из неё остались торчать два длинных гвоздя.

– А теперь ещё и это, – слабым голосом сказала Тиффани.

Но Фиглей с Горацием и след простыл.

За спиной Тиффани послышался смешок, негромкий и глубокий, словно кто-то хохотнул себе под нос, причём, если вслушаться, можно решить, что над непристойной шуткой.

– Эти дьяволята драпают так, что не уследишь, а? – сказала нянюшка Ягг, вразвалочку входя в комнату. – А теперь, Тифф, повернись-ка, только медленно, сядь на кровать и подними ноги, чтобы не касались пола. Справишься?

– Конечно, госпожа Ягг, – сказала Тиффани. – Простите, что так вышло…

– Да пустяки, половицей больше, половицей меньше! – махнула рукой нянюшка. – Меня куда больше волнует Эсме Ветровоск. Она ведь говорила, что так будет. И вот она оказалась права, а мисс Тик – нет. Теперь с Эсме никакого сладу не станет. Так задерёт нос, что того гляди по воздуху ходить начнёт!

Плиииимм! – ещё одна половица подскочила и застыла над полом.

– А вот тебе, барышня, научиться ходить по воздуху не помешало бы, – добавила матушка. – Подожди-ка тут, я сей момент вернусь!

Момент длился двадцать семь секунд, а потом нянюшка и правда вернулась. В руках у неё были пронзительно-розовые тапочки с пушистыми кроличьими мордочками.

– Мои любимые – ну, не считая самых любимых, конечно, – сказала она, а в это время у неё за спиной ещё одна половица сделала «Шпыньк!» и выстрелила четырьмя длиннющими гвоздями в дальнюю стену.

Те половицы, что подскочили первыми, уже выпустили множество отростков, похожих на листья. Да, это определённо были листочки, пусть даже совсем тоненькие и слабые.

– Это из-за меня? – спросила Тиффани.

– Лучше уж Эсме тебе сама всё расскажет. – Нянюшка помогла ей обуться. – Это, сударыня, у тебя приключился тяжёлый случай пед фекундис[20].