Госпожа

Дворецкий сообщил мне, что коктейли для нас с господином Ермоловым будут поданы на террасе в восемь часов, но я быстро переоделась и спустилась уже без четверти восемь – наверное, надеялась застать его за продажей атомной подводной лодки. Все оказалось куда более банально. Мой гостеприимный хозяин всего-навсего читал журнал «Экономист». Ермолов оказался высоким мужчиной, не особо широкоплечим, но крепким на вид, светловолосым, с бесцветными северными глазами. Одет он был просто, такое могут себе позволить только очень богатые люди: однотонная рубашка, темно-синие чиносы, дешевые электронные часы. Увидев меня, Ермолов встал и странно посмотрел на меня – как будто бы вопросительно, с улыбкой, как на старую знакомую. Он подвинул мне стул, предложил бокал шампанского, и я заметила, что он двигается немного скованно и сдержанно, с изящным спокойствием, которое могло бы показаться очаровательным, если бы не его руки. Длинные, тонкие пальцы все время елозили по ножке бокала, теребили швы на льняной салфетке, передвигали крошечные розетки с оливками и корнишонами. Его руки и полувоенная стрижка под машинку нервировали меня, вызывая ассоциации с душными комнатами для допросов, пожелтевшими папками из видавших виды шкафов, росчерками карандаша, которые могли между делом и двумя глотками холодного горького кофе обречь человека на жизнь в Сибири. Неутомимая энергия рук шла вразрез с его имиджем, в них было что-то алчное, цепляющееся.

– Добро пожаловать, мисс Тирлинк! Я так рад, что вы смогли вырваться из водоворота вашей напряженной жизни в мире искусства и найти время для визита, – неуклюже пошутил он и смущенно улыбнулся.

– Я счастлива, что мне представилась такая возможность! – отозвалась я, рассмеявшись своим самым заливистым смехом.

За аперитивом Ермолов тихо оценивал меня, ведя ни к чему не обязывающую беседу о том, как я добралась, и о чудесном виде с террасы. Затем мы переместились в беседку с видом на море, где нам подали ужин. Официанты сновали туда-сюда, подавая нам паштет из сибаса, запеченные пирожки с лангустом, а в трех сотнях футов под нами ласково шумело море. На дорожке, ведущей к террасе, зажглись свечи, и, заглянув Ермолову через правое плечо, я увидела, что они сияют до самой воды, освещая вырубленную прямо в скале лестницу. К моему удовольствию, оказалось, что Ермолов тоже курит, мы вели крайне светскую беседу, «Шассань-Монраше» было просто превосходным, но мне было как-то не по себе. Я никак не могла перестать думать о том, что этот человек каким-то образом сумел собрать настоящую сокровищницу, wunderkammer прекрасного, которая была скрыта от мира в невыразительной бетонной коробке у подножия холма.

В течение первой перемены блюд я держала себя в руках – раньше о делах говорить не положено, поэтому мы обсуждали, в какое время года лучше всего ездить в Венецию и на Карибы, ремонт, который он делал в своем приобретенном пять лет назад доме во Франции, новую архитектуру Москвы, статью о которой я на всякий случай прочитала по пути сюда. Теперь по ночам центр столицы патрулировали дружины добровольцев, пытались поймать поджигателей, которые уничтожали старые здания, чтобы освободить место для новой застройки. Поговорили о Лермонтове, которого Ермолов обожал, будучи выходцем с Кавказа, он процитировал наизусть длинный отрывок из «Демона», чем совершенно обезоружил меня, как это умеют делать только русские, и даже начал мне нравиться. Руки продолжали все время беспокойно шевелиться, потом нам принесли крошечный пудинг из фиолетового крем-брюле, но мы к нему даже не прикоснулись. Я замолчала в ожидании его вопросов.

– Значит, какое-то время до переезда в Венецию вы жили в Нью-Йорке. Или в Париже?

Я остолбенела. Элизабет Тирлинк никогда не бывала в Париже!

– Вообще-то, я из Швейцарии.

– Прошу прощения, должно быть, что-то перепутал.

Внезапно я осознала, насколько мы далеко от людей, от дома, от цивилизации. Я никому не говорила об этой поездке, да мне и некому было говорить. Тревожиться не о чем, он занятой человек, а ты всего лишь обслуживающий персонал. Ну ошибся, с кем не бывает? Я взяла в руки свой бокал.

– Вам хватило времени для того, чтобы составить первое впечатление о моей коллекции?

– Для меня было большой честью увидеть ее, да.

– Думаете, вы сможете провести экспертизу?

– Господин Ермолов, – начала я, ставя бокал на стол и собираясь с духом, – буду с вами откровенна. Мне крайне лестно, что вы пригласили меня сюда, я очень благодарна вам за гостеприимство, но я бы не взялась за оценку такой коллекции. Думаю, вам лучше нанять для этого один из крупных аукционных домов Лондона или Нью-Йорка.

Если ему и не понравился мой ответ, то виду он не подал, разве что сцепил свои беспокойные пальцы, но тут же замер.

– Вы считаете, что у вас не хватит для этого квалификации? Но почему же? Ваша галерея имеет большой успех.