Госпожа

По дороге я поведала Элвину подробности официальной биографии Элизабет — международная школа в Лондоне, отец-пенсионер живет под Женевой, несколько лет занималась финансами, пока не осознала, что истинное призвание — заниматься искусством. Легенда была надежная, на ее составление я потратила первые несколько дней после прибытия в Венецию. Школу я нашла в Интернете рядом с Риджентс-парком — туда богачи со всего мира сдавали своих надоедливых отпрысков, а сами уезжали кататься на лыжах. Там меня точно никто знать не мог. Со своим старым папашей-юристом, который занимался страхованием корпораций и после трагической безвременной кончины моей матери от рака посвятил жизнь коллекционированию редких книг, я даже как-то сроднилась. Стоило мне упомянуть о смерти матери, как вопросы тут же прекращались. На рабочем телефоне у меня было фото нашего «родового гнезда» в Швейцарии — добротная вилла XIX века. Я скомпоновала ее из реальных фотографий из каталогов недвижимости. Справа находился кабинет отца — просторная комната с огромными окнами и видом на озеро. Моя карьера в финансовой сфере состояла из пары практик в консалтинговых фирмах — практикантов сложно отследить, выяснить какие-то подробности без настойчивых расспросов, которые неизбежно привлекают лишнее внимание, просто невозможно. Если кто-то хотел подробностей, то я просто говорила: «Леманс», после чего на меня смотрели с еще бóльшим сочувствием, чем после известия о кончине матери. Пару лет Элизабет провела в поисках себя в Индии, где и поняла, что карьера в бизнесе не для нее. Шесть месяцев в ашраме в Раджастхане, вот только ашрам, к сожалению, уже закрылся. Если после разговоров о раке некоторые еще продолжали задавать вопросы, то после того, как я сообщала, что увлекаюсь йогой, распросы точно заканчивались.

Элвин, в свою очередь, рассказал, что хочет попробовать заняться кураторством: может, пожить в Берлине или в Лос-Анджелесе, где с современным искусством дело обстоит поживее, правда ведь, Элизабет? Показал фотографии выставки своего друга в Сильвер-Лейк — совершенно вторичные фигуры в духе Джакометти из обработанной кислотой стали, поверх которых благоговейно лежали огромные лакированные японские редисы. Я восхищенно поахала, успев запомнить пароль от его телефона. Потом мы перешли к обсуждению последней биеннале, где почти все павильоны были просто «потрясающие» (по крайней мере, по мнению Элвина), потом стали рассуждать, какой из рынков перспективнее, Баку или Тбилиси (как по мне, так ни тот ни другой). В ресторане, как всегда, было битком народу, люди толпились на набережной перед входом, играло джазовое трио, в воздухе звенели радостные голоса американцев, хваставшихся друг перед другом своими приключениями в Европе. Только когда Элвин заказал третий бокал белого вина, я наконец спросила, почему он меня зафрендил.

— Ну, есть одна девушка, Анджелика, — начал он, и я затаила дыхание. — Ее брат помолвлен с моей сестрой, он в Нью-Йорке работает, познакомился ней в «Браун». Я хотел поработать в Италии, и она рассказала мне про твою галерею. До приезда на Ибицу я написал еще в пару мест. Анджелика помогла мне. Она в искусстве вообще профи, работает в…

Давай уже, не надо мне рассказывать, где работает Анджелика!

— Ну, в общем, она увидела тебя на фото с вечеринки на биеннале, но это не могла быть ты! Допельгангер! — с явной гордостью произнес он.

— Поэтому ты решил, что мы знакомы?

— Да, ты уж извини.

— А мне насчет работы ты не написал! — надула я губки.

— Ну, мне сейчас как-то больше Лос-Анджелес по душе. А классная была вечеринка, правда? Жаль, что тебе пришлось уехать. Таге в этих делах мастер. Ну так вот, эта девушка, ну та, на которую ты похожа, раньше работала с Анджеликой, но ее уволили. Кажется, из-за романа с начальником.

— Да ты что? Какая несправедливость! Почему ей-то досталось?

— Слушай, понятия не имею. Она там, кажется, по уши в дерьме оказалась.

Как мило! Интересно, какой именно слух распустил Руперт после моего увольнения. Анджелика признала, что ошиблась. Просто с кем-то тебя перепутала, вот и все! На дальнейшие размышления времени у меня сейчас не было.

— Слушай, мне пора. Пожалуй, надо попросить счет.

— А можно мне с тобой? Все равно надо как-то время убить.

— Ты в Ровине с друзьями встречаешься?

— Наверное. Ну ты же знаешь, Элизабет. Я, может, вообще в Дубровник поеду. А еще у папы есть знакомый в Загребе. Можно туда податься.

— Нелегко пробиться в мир искусства, правда?

— И не говори! — отозвался он без тени иронии и улыбнулся, обнажив острые зубы, и меня передернуло от отвращения, как и в день нашего знакомства.

Мы вместе вышли из ресторана и пошли через гетто в сторону казино, где я планировала сесть на вапоретто и поехать домой. Я показала ему ворота, за которыми евреев запирали добрые хозяева каждую ночь, и крошечную, спрятанную в укромном месте синагогу, построенную над крышами когда-то переполненных многоквартирных домов.

— Здорово!