Гратера уже рычала не переставая и пробовала грызть пластиковую решетку ограды. Оставалось только отчаянно надеяться, что хваленая высокопрочность этого вида промышленного пластика окажется ей не по зубам.
– Попробую связаться с Граем. Сиди тихо с зеленокрылами и не высовывайся, – нервно бросила я и завершила вызов.
Активация вызова с телохранителем по входящему звонку с хозяйского браслета, как и с другими рабами, происходила по умолчанию. Но, тем не менее, ответил Грай не сразу. Он учащенно дышал в динамик своего ошейника некоторое время, прежде чем прохрипеть:
– Я в клетке гратеры… закрылся изнутри… тяжелая тут дверь, зар-раза! Как люк от грузового космовоза. А в пищевой подсобке, откуда мясо через люк подают, на полу лежит здоровенный такой парень… я его через окошко наблюдательное вижу, а войти не могу. Похоже, заперся изнутри.
– Гхорр? Как он?
– Точно не скажу, – угрюмо ответил Грай. – У него всё плечо разворочено. И шея. Вполне возможно, он уже мертв.
У меня перехватило дыхание, и ужас подкатил с новой силой.
– Ты сможешь выбить дверь?
– Конечно, нет! – хмыкнул Грай. – Она ж бронированная. Тут ведь не какого-нибудь безобидного фьорика держали, а целую гратеру!
Словно почувствовав, что говорят о ней, тварь утробно взревела и с удвоенным усердием принялась грызть прутья.
– А вы..? Заперлись где-нибудь, надеюсь? – вспомнил вдруг о своих обязанностях телохранитель.
– Как раз-таки у фьориков и спряталась, – я сглотнула вязкую слюну и на всякий случай принялась отступать к миртофелю.
Конечно, от гратер это не спасение – они прекрасно лазают по деревьям, – но инстинкты требовали предпринять хоть что-нибудь, чтобы не скатиться в окончательную бесконтрольную панику.
– Я скоро буду! – бросил Грай и принялся пыхтеть в динамик, теперь уже не закрывая, а открывая бронированную дверь гратеровской клетки.
Динамик так и оставался включенным – у рабских ошейников не имелось функции отключения связи, поскольку лишь хозяин решал, прервать или продолжить разговор. Я собралась было напомнить ему об осторожности, но тут со стороны ограждения донёсся зловещий хруст и треск.
Один из прутьев высокопрочного пластика не выстоял под мощным давлением зубов гратеры и сломался! Тварь тут же сунула в прореху свою плоскую чешуйчатую голову и, хоть с трудом, медленно, но начала протискиваться в загон.
Вторично вспотев – спина комбинезона уже давно отсырела от пота на нервной почве, – я в панике кинулась к миртофелю и с невесть откуда взявшейся мартышечьей ловкостью вскарабкалась по толстому стволу на нижнюю ветку дерева. Она росла метрах в трёх над землёй, не меньше, и если бы кто спросил, как я это сделала, ответить было бы затруднительно.
Фьорики последовали моему примеру с небольшим опозданием и всем своим многочисленным галдящим семейством устремились на самую макушку, где безмятежно покачивалась всё ещё нетронутая ими миртошка. Я остро позавидовала им. Зверьки были такими лёгкими, что могли без особых усилий занять тонкие ветки, куда гратере доступа не было.
И снова эти жуткие звуки – ш-шух… ш-шух… ш-шух… – подстегнули меня, заставляя карабкаться все выше и выше, пока ветки под ногами не стали настолько хлипкими, что тряслись и прогибались от малейшего шевеления.
Момент, когда гратера начала штурмовать дерево, выпал из моего сознания. В безумном страхе за свою жизнь я вцепилась в истончившуюся макушку миртофеля на широкой развилке ствола и принялась молиться, сама не понимая кому – Богу, вселенскому разуму, космическим и кармическим силам… любому, кто был способен услышать панический крик моей души.
Мягким вкрадчивым прыжком гратера запрыгнула на соседнюю ветку. Я увидела ее хищные глаза – вертикальный черный зрачок на желтовато-коричневом фоне, – и осознала, что сейчас последует смертоносный удар мощной лапы с кинжально острыми когтями.
И он последовал.
Я резко отпрянула назад, выпуская из рук ветку миртофеля. Лапа гратеры вспорола воздух буквально на расстоянии волоска от моего лица… и с такой скоростью, что зрение зафиксировало только смазанную тень. Один коготь поверхностно мазнул по коже, оставив за собой острую вспышку боли на лбу. Что-то звонко лопнуло, мир перевернулся…
И тогда я поняла, что лечу вниз.
Две раскидистые ветви миртофеля с нижнего яруса кроны дважды гасили скорость моего падения. Но сила, с которой они выбивали воздух из груди, была слишком жёсткой. От ударов внутри все заныло, показалось даже, что хрустнули ребра.
Несколько мучительных мгновений спустя я наконец рухнула на землю с глухим звуком, будто упал мешок с песком. А затем на глаза обрушился освобожденный вихрь цветных энергий.
Силясь сделать вдох избитой грудной клеткой, я в полузабытье провела рукой по лбу. Пси-ограничителя не было, и в сознание отовсюду летели смутные мыслеформы – слишком расплывчатые и слабые, чтобы принадлежать разумным существам. Это были инстинкты и физические побуждения в чистом виде.