Госпожа Орингер

Аритэ резко вздохнула и опустилась на солнечный пол. Громко всхлипнув, она погладила доски, пытаясь сдержаться, но все равно расплакалась навзрыд – некрасиво, неумело, с подвываниями и отчаянным, срывающимся пришептыванием:

– За… чем?.. За… чем ты это сделал… зачем?

Борх понаблюдал за женой – внимательно, цепко; а потом тихо, утешающе заговорил:

– Ну наконец-то. Потек ледник, растаял. Хорошо-о-о, хорошо-о-о, ласточка, дава-а-ай, вспоминай. Вспоминай себя, настоящую. Вспоминай. Ты же совсем теплая. Медовая, а вовсе не каменная. Я тебя отогрею. Вспоминай.

Захлебываясь, Рита стащила с себя куртку, бросила ее тут же, на четвереньках подползла к Орингеру, забралась к нему на руки, свернулась в клубочек и продолжила рыдать уже ему в плечо, сжимая в кулаке ворот его рубашки, поблескивая широким кольцом на безымянном пальце.

Борх крепко обнял жену, потерся щекой о ее теплую, подрагивающую макушку и заворковал:

– Все будет хорошо. Временами хреново, конечно, но потом опять хорошо. Поплачь, поплачь. Сейчас пойдем завтракать. Там пирог должен быть. Уже не с рыбой, честно! Э-э-э… не помню, с чем.

– Б… Борх… Ла… Лаура пусть от… отпус… Сай…

– Да отпустит она твоего придурошного папашу, отпустит, не переживай. Сайласу полезно было мозги проветрить, прокапаться, сторчался же вконец. Отпустит она, я уже ей пощелкал. Ну что, тебе понравилась моя самодеятельность?

– Да… очень.

– Легче?

– Угу, спасибо.

– Чудненько! Сейчас покормлю тебя, а потом покажу еще кое-что – такую забавную фигню приволок, просто отпад. Мебель. Вроде шкаф, но не шкаф. Весь какой-то узкий и полочки туда-сюда ездят, плавненько так, спасибо, что не под музычку. Мини-бар, что ли, хрен его…

– Это для обуви.

– А?..

– Органайзер для туфель.

– Да ё-о-о…

– Не расстраивайся, подарим кому-нибудь. И где обещанный пирог? О-о-о, инжи-и-ирный с творогом! Хочу! Десертную вилку! Немедленно! Быстрее, Борх, я жутко голодная, что ты там возишься?..

* * *

В просторной подземной лаборатории было тихо. Белоснежные стены помаргивали дорожками огней. Пустая прозрачная капсула наполнилась изнутри голубоватым фосфорецирующим туманом.

Склонившаяся над рабочим столом Лаура поправила лампу на длинной ноге, еще раз с улыбкой рассмотрела в микроскоп стеклышко с образцами и замурлыкала:

– Идеа-а-ально, идеа-а-ально. Рита-Ритушка. Славная девочка, теперь наша. Чудесный генотип. Прекрасные у них с Борхом получатся детки, мои со-о-олнышки. Под ла-аской плю-у-ушевого пледа, вчера-а-ашний вызываю со-о-он2… Эй, ты! Сволочь подлючая! Ты долго еще будешь там сидеть? Проваливай, говорю!

Из ниши высунулся всклокоченный бледный Сайлас, нахально огрызнулся:

– Курево верни, кошелка! – и засунулся обратно.

Лаура закатила глаза, прошипев: «Чтоб я еще раз…» – упруго поднялась с кресла и щелчком включила дополнительный верхний свет. Из ящика стола ею был добыт плотный пакет и, не глядя, швырнут в сторону подзадержавшегося «в гостях» Нотбека:

– Подавись! И даже не вздумай здесь это дерьмо раскуривать! У озера тебя заберет черный транспортник и доставит на Лисью, высадит на окраине Красного города. Кстати, Шарлин рвет и мечет. Она терпела тебя двадцать лет! А ты, как оказалось, так и не удосужился оформить ваши отношения официально. Попрыгунчик! Аритэ пожелала отпустить тебя, радуйся. Забудь о ней. Рыпнешься – башку сниму. Нет, не фигурально. Хирургически. Проваливай. Сейчас направо и до лифта. И тужурку свою не забудь, барахольщик!.. Ух, наконец-то он ушел. Под ла-а-аской плюшевого пле-е-еда… мои любимые детки. Таланты, характер, воспитание – все при них. Что-о-о это бы-ы-ыло, чья-а-а победа? Кто побежде-о-он, кто-о-о побежден?..

* * *

Сайлас брезгливо рассмотрел грязное месиво под ногами, присел на низкую полуразрушенную изгородь и страдальчески вздохнул – любимые светлые лоферы промокли в момент. Полосатая пижама и когда-то белоснежное пальто, в которых он две недели назад вышел покурить под ночное небо, тоже смотрелись неважно.

Пригород на Лисьей был слякотен и тих. Огромная пустая равнина с единственным лысым холмом посередине покрылась молодой травой, напополам со стылыми лужицами. Куцая полоска леса справа уже шелестела алыми листьями.

За спиной раздалось тонкое посвистывание.

Сайлас, не оборачиваясь, добыл из портсигара последнюю душистую пахитоску, и со вкусом прикурил. Красивый женский голос за кадром томно сообщил ему:

– Дерьмово выглядишь, Сай. И толпы счастливых встречающих с букетами что-то не наблюдается. Ты вновь холост и бездетен?

Архитектор Нотбек прыснул и, не сдержавшись, покосился на прибывшую к нему даму через плечо. Настроение у него тут же улучшилось.

На широком крыле пунцового, невыносимо глянцевого челнока сидела стройная и со всех сторон идеальная дама. Контрастная, ломкая, вальяжно-графичная до зубного скрежета.

Гладкие, тщательно уложенные черные волосы, мушка на скуле, белоснежная кожа, алые губы, длинные перчатки, тонкое кружево во всевозможных вырезах сверхсоблазнительного платья, тонкие каблуки и тяжелые драгоценности… за час до полудня. Все в ней было чересчур и одновременно ничего лишнего.