Госпожа отеля «Ритц»

Но в глубине души она оставалась доверчивой американкой. Клод должен был защищать ее! Это его долг. Который он выполнял с первых дней их знакомства.

– Только что я окончательно убедился, что Спатзи шпион. Я застал его внизу, в винных погребах; он что-то вынюхивал. Точнее, составлял список. Пересчитывал ящики, помечал марочные вина.

– Ну и что?

– А то, что ему нельзя туда спускаться! Никому, кроме персонала, нельзя. Но фон Динклаге и другие нацисты везде суют свой нос. Задают вопросы. Проводят инвентаризацию. Даже измеряют окна и дверные проемы. И не только в «Ритце»; коллеги рассказывают, что то же самое происходит в «Георге V», «Крийоне», «Роял Монсо» и даже в «Кларидже». Я вышвырнул Спатзи из подвала и послал его к черту. – У Клода вдруг пересохло в горле. – Мне не следовало этого делать. В конце концов, он гость. Но почему он все время что-то вынюхивает, Бланш?

Она пожала плечами и вытащила ногу из туфли; нагнувшись, подняла туфлю и стала разминать ее подъем. Как она могла оставаться такой безмятежно спокойной?

– Потому что нацисты планируют вторжение. Я серьезно! – Клод схватил жену за плечи и посмотрел в ее смеющиеся карие глаза. – Немцам нужен Париж. Им нужна вся Франция, вся Европа. То, что происходит в Испании, – только прелюдия. Будет война, как и говорила твоя Лили. Они строят самолеты, танки, дороги, ведущие к нашим границам. И ты, любовь моя, будешь в большой опасности. Конечно, мы все будем в опасности, но я никогда не думал, что ты, моя жена… Я не знаю, что делать.

Ведь даже Клод не сможет защитить Бланш от нацистов, если придет день, когда они… Но нет, он не станет об этом думать.

– Что ты имеешь в виду? – Ее глаза больше не смеялись. – Что ты можешь сделать, Клод?

– Отправить тебя подальше отсюда. Назад в Америку, где ты будешь в безопасности. Америка не будет втянута в европейскую войну, по крайней мере в ближайшее время.

Она обняла его за талию, притянула к себе и прошептала на ухо:

– Хло, ты не сможешь так легко от меня избавиться, как бы ни старался! Я не сдамся, Клод Аузелло. Неужели ты до сих пор этого не понял?

Именно это Клод хотел услышать. Именно это он боялся услышать.

– Но я должен оберегать тебя, Бланшетт. Это мой долг. Я знал это с самого начала, с нашей первой встречи.

– А мой долг – быть рядом с тобой. Я ведь твоя жена, помнишь? Тебя призовут в армию?

– Думаю, это вопрос времени. – Правительство Даладье уже мобилизовало два миллиона человек, а Клод был еще молод – всего сорок лет.

– Тогда я поеду с тобой. Куда угодно.

– Нет, Бланш. – Клод покачал головой. – Нет, ты должна вернуться в Америку. Я все обдумал. Или даже вернуться к этому… этому Джали. Я бы сам отдал тебя этому мужчине, если бы был уверен, что с ним ты будешь в безопасности.

Клод плохо понимал, что говорит, слишком ошеломленный мыслями о том, что произойдет, если немцы задействуют свои танки и самолеты, пока Европа пожимает плечами и развлекается.

– Клод, ты несешь чушь! Вернуться к Джали? Я слышала, что он растолстел. И болен сифилисом. Как бы то ни было, я останусь здесь, во Франции. Поеду туда же, куда и ты, чтобы не спускать с тебя глаз. Я не позволю отослать себя, чтобы ты получил свою… Чтобы она заняла мое место. – Теперь ее глаза были полны отчаяния, и Клод вздрогнул.

Но недавно он принял важное решение. Оказалось, что его не так уж трудно принять.

– Бланш, ты должна знать… с этим покончено. С моими четвергами.

– Серьезно? – Она насторожилась, стала скептичной. Вулкан перед извержением.

– Да. Сейчас не время для… этого. Сейчас нужно думать о том, как выжить. И… о любви? – Клоду не понравилась вопросительная интонация, закравшаяся в его ответ. Он почувствовал себя уязвимым, но ничего не мог с этим поделать. За все годы их брака он ни разу не спросил жену, любит ли она его. Клод считал это само собой разумеющимся, как и любой француз. Или, скорее, как любой француз, Клод считал само собой разумеющимся, что это не имеет особого значения.

Но не любой француз был женат на американке.

– Клод! – Ее глаза наполнились слезами, она уткнулась ему в шею, и он вдохнул ее аромат. Бланш всегда пахла спелыми фруктами: персиками, виноградом и сочными грушами. – Ты становишься сентиментальным на старости лет!

– Бланш, – Клод покачал головой; она всегда дразнила его. Когда не швырялась вещами. – Я серьезно. Я… мы играли в разные игры, не так ли? Слишком долго. Я виноват не меньше, чем ты. Я уже видел одну войну и не хочу видеть другую, но в войне есть что-то, что заставляет человека анализировать свою жизнь, свои достижения… или их отсутствие. Я не горжусь некоторыми вещами.