Госпожа попаданка (СИ)

— Звенко, — мягко сказала она, — во-первых, если ты попытаешься здесь что-то украсть, то тебя живьем скормят собакам. Во-вторых, я никуда не побегу.

— Как так? — парень недоуменно хлопнул глазами, — ты не хочешь домой!

— Мой дом здесь, — отрезала Лена, — в гробу я видела эту вашу Росковию. Мне нравится здесь, и я собираюсь учиться дальше. Хочешь быть со мной — то только как мой раб.

Недоумение на лице парня сменилось разочарованием, а затем и натуральной злостью. Лена даже несколько пожалела о своих словах — до тех пор пока Звенко, раздосадованный внезапным крахом своих надежд, не выпалил того, о чем, наверное, сразу пожалел.

— Так вот ты какая, — пробурчал он, — почуяла власть, значит? Только я тебе рабом не буду. И молчать не буду — пусть здешнее начальство знает, как и где мы тебя подобрали. Вот тогда и посмотрим, кто тут раб, а кто нет.

Он шагнул к двери.

— Стой! — Лена ухватила его за руку.

Парень, не глядя, раздраженно отмахнулся, но Лена, заломив ему руку, толкнула строптивого раба обратно. Звенко, вскрикнув от боли, попытался вырваться, когда Лена ловкой подсечкой сбила его на пол. Звенко тут же вскочил на ноги, но послушница быстро произнесла заклинание — и голову Звенко опутал шар, напоминающий клуб черного дыма. Относительно безвредное колдовство оказывало мощное деморализующее действие: человек словно оказывался в кромешной тьме, не в силах ни сбросить, ни рассеять шар. Звенко, оторопев от неожиданности, слепо кинулся, надеясь выбежать из тьмы, но ударился пахом об приоткрытую Леной дверь. Пока он, корчась от боли, пытался подняться, Лена сдернула с пояса врученный ей кнут и с оттягом хлестнула по спине непокорного юношу. Первый же удар разорвал ветхую тунику, следующие пролегли по его коже длинными кровоточащими полосами. Не давая парню опомниться, Лена, входя в раж, все с большим остервенением хлестала его, буквально прибивая его к полу, не давая подняться.

В итоге бунт был подавлен — уж что-что, а пороть Лена умела. Может, не окажись Звенко дезориентирован налипшим на голову шаром тьмы, он бы и оказал какое сопротивление, а так ему оставалось лишь прорыдать с пола.

— Хватит! Я понял…я все понял.

Лена произнесла заклятие и тьма рассеялась, открывая залитое слезами лицо юноши. Девушка присела рядом и нежно погладила окровавленное тело.

— Дурачок, — улыбнулась она, — что ты думаешь, произошло бы, если бы ты рассказал все? Может, меня и выгнали, но ты остался бы рабом — ведь ты принадлежишь не мне, а моей наставнице Кайре. Она просто переуступила тебя, чтобы я училась дальше. Как ты думаешь — что диакониса Скиллы сделала бы с рабом, из-за которого ей пришлось расстаться с лучшей ученицей? Тебе бы пришлось молиться всем своим Архонтам, чтобы дело закончилось всего лишь псарней.

Она промолчала, ожидая, чтобы сказанное ею, как следует, дошло до Звенко.

— Ты…ты могла бы сказать сразу, — выдавил он, потирая оставленные кнутом шрамы, — без этого вот всего.

— Могла бы, — уже без улыбки произнесла Лена, — но ты слишком нагло себя вел. Кроме того — мне нужно, чтобы ты боялся не только диаконесс, но и меня. Ладно, поднимайся и пойдем в сад — я уже знаю, сок каких трав помогает заживлять такие раны. И запомни — теперь ты делаешь только то, что говорю я.

Чтобы Звенко лучше проникся своим новым положением, Лена, вскоре после лечения, отправила его в загон для рабов и не забирала несколько дней. Общение с собратьями по несчастью благотворно подействовало на строптивого невольника — вернувшись, он уже и не мыслил о том, чтобы взбунтоваться. Оставленные кнутом следы почти зажили — и Лена порадовалась тому, что внимательно слушала диаконессу Гиацею, наставлявшую послушниц в знании трав и приготовляемых из них зелий и снадобий.

Гиацея вещала им и сейчас — миниатюрная симпатичная женщина на вид лет тридцати (то есть пятидесяти-шестидесяти реально) с спускавшимися до пояса густыми черными волосами и огромными зелеными глазами. Она носила черное с зеленым одеяние — символ жриц Ламии, — указательный палец охватывало кольцо в виде кусавшей себя за хвост змейки, выточенной из зеленой яшмы.

— Шесть богинь избрала Триморфа помогать ей управлять миром, — размеренно произносила Гиацея, — и каждой Скилакегета дала отдала власть над одной из материй. Стено правит над камнем, Скилла над морем, ну а Ламия — над травами и всем, что растет на земле и всеми созданиями, что живут в зарослях. Как змея ползущая в траве, ведает все, что происходит у корней трав, так и жрица Скилакагеты должна глубоко проникнуть в суть всех трав земных, дабы раскрыть все их свойства.

Она внимательно осмотрела девушек, жадно ловящих каждое ее слово. Слабая улыбка искривила пунцовые губы, когда женщина произнесла слова очередного гимна.

— Рос асфодел, завивались душистые «женские кудри»,

Мята росла, и камыш, и чабрец, и цветы анемонов,

С ними божественный цвел кикламен, распускалась лаванда,