Госпожа попаданка (СИ)

Между послушницами, внимательно вслушиваясь, ходила жрица по имени Лактения — стройная женщина лет тридцати на вид. Светло-каштановые волосы украшала серебряная диадема в виде кусающей себя за хвост змеи. Она носила черное одеяние с красной окантовкой и серебристым трикселем на груди. В ее руке вился змеиный кнут, и как только кто-то из девушек сбивался с ритма или начинал фальшивить, острые зубы безжалостно впивались в девичью плоть.

— Кровь и плоть ваша принадлежит Триморфе, — размеренно говорила жрица, — змеиные зубы ранят ваше тело, но возвышают душу, наполняя ее подлинным почтением к богине. Только тот, кто не боится пролить свою кровь во имя Скилакегеты, достоин чести лить и пролить на алтаре чужую.

Встав рядом со статуей, она поманила одну из послушниц — черноволосую красавицу с ослепительно белой кожей и изящным аристократическим профилем. Лена уже знала ее — Икария, дочь одного из самых знатных родов Некрарии, считалась лучшей из лучших. Тут же раздался жалобный скулеж — слуга внес в комнату вырывающегося щенка желтой масти. Отчаянно скулящего песика положили на черный алтарь перед богиней и Лактения передала Икарии длинный нож с золотыми письменами на черной рукояти. Блеснуло лезвие, щенячий скулеж перешел в натужный хрип и несчастное животное распласталось на алтаре с угасающими глазами. Икария коротко поклонилась и шагнула обратно к послушницам. Лена, с трудом удержавшаяся от гримасы отвращения, заметила на лицах соседок явное сожаление — не о смерти несчастного животного, но о том, что кроме Икарии жертвоприношения никому из них не доверяет.

— Жертва принята, — произнесла жрица, — а теперь за работу!

На что не могли пожаловаться здешние послушницы, так это на недостаток занятий. Благо территории, требовавшей пригляда и ухода здесь хватало: если сам Монастырь мог поспорить размером с городом, то помещение, где обитали послушницы, имело площадь в несколько кварталов. При этом девушкам приходилось постоянно перемещаться по узким лестницам не только внутри, но и снаружи, выполняя множество заданий, из которых состоял обычный день будущих жриц. Только до обеда Лена вместе с остальными девушками подмела несколько дворов, выдававшихся из монастырских стен, словно огромные балконы; перебрала пару мешков со змеиными выползками; почистила три совиные клетки, удерживая на расстоянии, с помощью веника, недовольно щелкающую клювом птицу. Перед обедом ее еще успели спровадить на псарню, покормить черных псов увесистыми кусками мяса, которые в мире Лены стали бы украшением на полках любого супермаркета.

За обедом, состоящим из похлебки с какими-то овощами и мелко порубленного мяса, к Лене вновь подсела Марти, а с ней — высокая пышная смуглянка, с кудрявыми черными волосами и крупным носом.

— Вот, познакомься, — сказала девушка из Империи, — о ней я тебе рассказывала.

— Фарсина, — кивнула смуглянка, по-мужски протягивая руку.

Лена пожала ее, вопросительно глядя на новую подругу.

— Марти говорила, что ты тут скучаешь, — сказала Фарсина, — можно мы сегодня придем к тебе в келью? Познакомимся, поговорим о всяком разном.

Лена помялась, снова вспомнив предупреждение Амолы, но, не найдя повода отказать, согласно кивнула. В конце концов, черная амазонка советовала ей не бояться заводить подруг? О врагах подумаем позже.

— Вот и отлично! — воскликнула Марти и, похоже, хотела добавить что-то еще, когда взревел рог, вновь созывая девушек на учебу.

Остаток дня они посвятили изучению некрийского языка, напоминавшего, насколько Лена могла понять, греческий. Сами жрицы одинаково хорошо владели тевманским и девамандским, что и неудивительно, учитывая, что сама Некрария находилась на большом острове в проливе, разделявшем две великие державы. Однако, чтобы продвинуться по местной иерархии, послушницам следовало овладеть наречием, на котором произносились самые важные молитвы, гимны и почти все заклинания. Урок вела маленькая хрупкая жрица по имени Феамийя. Она же, по окончанию занятий, вывела девушек на широкий двор-балкон, где послушницы старательно выводили слова гимна, провожая заходящее Черное Солнце и встречая Луну.

После этой церемонии девушки разбрелись по кельям — для каждой послушницы здесь предусматривалась отдельная комната. Внутреннее убранство не отличалось разнообразием: лежанка с тюфяком, набитым соломой, неказистый, но крепко сколоченный табурет, на котором стояла кружка с водой и свеча. В углу воняла бадья, в которую Лене предлагалось справлять естественные нужды.

Щелкнув огнивом, Лена зажгла свечу и уселась на ложе, читая сборник молитв Скилакагеты: надпись на тевманском дублировалась на соседней странице на некрийском. Не успела она прочесть и двух страниц, как в дверь осторожно постучали.

— Это мы, — раздался негромкий шепот и Лена, открыв дверь, впустила Мартильду с Фарсиной.

Первая держала в руках корзинку с хлебом, копченым мясом и фруктами, вторая — увесистую бутылку из черного стекла.

— Откуда все это? — удивилась Лена.

Марти хихикнула и пошевелила пальцами.