Госпожа сочинитель (СИ)

– Может, ты еще прикажешь ему меня скрутить? – Муж нервно топнул ногой, а затем подскочил к сопернику. – Что это? – Он ткнул пальцем в грудь Даниэля с таким видом, как если бы застал в своем доме мерзкую тварь – настолько мерзкую, что даже не находил ей названия. – Что это, Экла? Отвечай! Может, он мошенник? Может, чародей? Чем он опоил тебя? Отвечай же! – Даниэль хотел отпрянуть, когда на него обратились испепеляющие глаза, но ноги будто приросли к полу. – Чем ты одурманил ее? Почему она меня не узнает? Почему безразлична к собственной дочери?!

От ужаса Даниэль лишился дара речи. Господин Олсен тряс его с таким остервенением, будто собирался вытрясти из него душу. Наконец отчаянный рогоносец устал и, оставив любовника, повалился в ближайшее кресло.

– Она ушла из дома и не вернулась, – чуть слышно проговорил он с закрытыми глазами. – Я сходил с ума, я рвал на себе волосы! Дочь спрашивала: «Где мама?», а я не знал, что ей отвечать… Это было похоже на ад: за моей спиной шептались, на меня показывали пальцем… Мне приходилось лгать, чтобы спасти нашу репутацию! Как уважающий себя человек, я просто обязан вас пристрелить – не на дуэли, а как бродячую собаку.

Даниэль вздрогнул, но промолчал. Слова не шли на ум, ужасное открытие парализовало его волю. Вместо того, чтобы бороться, оправдываться или попытаться обезопасить себя, он стоял как истукан, безразличный к любым действиям противника. Экла рыдала, закрыв руками лицо; Даниэль не хотел смотреть в ее сторону – назвавшись одинокой, она обманула его… Но постойте, а он? Разве он не обманывал ее после того, как она потеряла память? Обман опутал их, и эту ложь они называли любовью…

– Нет, я буду умнее, – нарушил тишину господин Олсен. – Я буду глупцом, если выстрелю в вас. Так я сделаюсь еще большим посмешищем.

С этими словами он поднялся с кресел.

– Единственное, что мне непонятно: о чем вы думали, когда шли сюда? – Как сквозь сон Даниэль видел перед собой ястребиный нос и огненно-черные, как угли, глаза, способные сверлить, выворачивая наизнанку. – Думали, я дам жене развод? Ха-ха! Насмешили! – Олсен даже не улыбнулся. – Никогда. Ни-ког-да!

Он грубо схватил Эклу и потащил вверх по лестнице – она больше не сопротивлялась.

На ватных ногах Даниэль вышел на крыльцо, миновав лукаво ухмыляющегося швейцара. Силы покинули его, он вновь показался самому себе слабым и беспомощным, каким был до рокового знакомства с Эклой. Целый мир сузился в его глазах до малюсенькой точки, которой стал он сам. Он допустил ошибку. Что дальше?

21

Даниэль долго слонялся по незнакомому городу, пребывая в полуобморочном состоянии – на грани между истерикой и оцепенением. Должно быть, его облик был красноречив, поэтому прохожий на вопрос о самой дешевой гостинице направил Даниэля к дому, в котором находили себе пристанище так называемые люди последнего сословия – нищие и опустившиеся. Место это именовалось Приютом обездоленных. Обитатели комнаты, куда подселили Элинта, справедливо решили, что мальчишка голоден, поэтому с усердием принялись откармливать его жирной похлебкой. Напрасно он протестовал – свирепая забота этих совершенно разных, но одинаково грязных и неухоженных людей в какой-то мере была потехой: так от скуки заботятся о бездомном щенке. Между тем юноша впал в отчаяние. Незнание жизни не так угнетало его, как нежелание эту жизнь познавать. Хотелось остаться в стороне от всего уродливого и грубого, хотелось пребывать в одной любви, вдыхая ее ванильно-розовые эманации.

Однако летели дни, и Даниэль стал находить в своем новом существовании определенную прелесть. В старом доме – бывшей усадьбе какого-то важного лица – государство постановило основать учреждение, объединившее больницу и ночлежку. Грязные оборванные люди приходили сюда зализывать раны; кто-то оставался, а кто-то, кого еще тянуло на вольный простор, покидал стены приюта до первой переделки. Здесь постоянно появлялись новые лица и исчезали старые. Попасть сюда приличному человеку было постыдно, однако Даниэль не располагал деньгами – с собой у него не было даже документов.

Вокруг дома с облупленной колоннадой тянулся одичалый сад. В этом «ночлежном дворце» текла своя жизнь со своими законами и, конечно же, своими сплетнями. С первого дня Даниэль заручился у своих сожителей симпатией, которая укрепилась после того, как он поведал им о своих злоключениях. Угрюмым неотесанным мужикам пришлась по душе история обманутых надежд; она словно на мгновение вернула их в светлую юность. Летними вечерами, за тайно распитой бутылкой бормотухи, обитатели приюта любили почесать языком, поливая грязью сильных мира сего. В один из таких вечеров Даниэль услышал много нового. Полагая, что знает о своей возлюбленной всё, на самом деле он не знал и половины…