Госпожа сочинитель (СИ)

Сквозь сон Даниэль не сразу понял: утро сейчас или вечер. Ленивые проблески сознания отзывались в голове тупой болью. Вчера он хватил лишнего и принялся бегать по комнате, что-то кричать, размахивать руками, а его новые знакомые только посмеивались и подливали ему спирта. Припомнив свое поведение, молодой человек смутился. Боясь услышать в свой адрес колкости, он долго не осмеливался открыть глаза. Но кто-то рядом ждал его пробуждения – он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд; чья-то теплая рука ласково перебирала его волосы…

Даниэль не сразу осознал, что голос, произнесший: «Оставьте нас наедине», принадлежит Экле. Его чарующее звучание как будто донеслось сюда издалека.

Обитатели комнаты неохотно исполнили просьбу, но тут же жадно припали к двери с обратной стороны. Экла возвышалась над кроватью в своем обычном черном узком платье, в кружевных перчатках до локтя – и улыбалась так, как если бы ничего не произошло, будто страшное разоблачение им только приснилось.

Отняв руку женщины от своего лица, Даниэль сел в постели.

– Как ты меня нашла? – холодно спросил он. Ему хотелось добавить: «Как ты осмелилась найти меня после всего, что случилось?! И зачем? Что даст нам эта лишняя встреча?»

Но Экла не растерялась. Она продолжала глядеть на него с восторгом и потаенной радостью. Ее большие выразительные глаза лучились любовью, сопереживанием и предвкушением чего-то.

– Дурачок, – сказала она, после чего хотела вновь потрепать его, словно ребенка, по щеке, но он не позволил ей этого сделать. – Узнать твое местонахождение не составило труда. Увидеть тебя как можно скорее было моей первой мыслью.

– И ты, наверное, хочешь мне всё объяснить?

По ее лицу едва заметной тенью скользнуло замешательство.

– Да, конечно, мой милый. Непременно, – покорно кивнула она.

Положив свою маленькую сумочку из черного вельвета на рассохшийся стул, женщина опустилась на колени и с чувством прижала его руки к своим губам.

– Я…- она глубоко втянула в себя воздух. – Я люблю только тебя… Мне никто не нужен, когда мы вместе. Мы принадлежим друг другу – разве не так?!

Даниэль с недоверием смотрел на нее. «Неужто эта нервная дама – та самая женщина, которая раньше казалась мне цветущей и юной? Которую я любил и которая открыла мне глаза на прежде невиданные вещи? Ее ли я обнимал, к ее ли губам прикасался поцелуем?» Отныне он видел в ней мать и чужую жену. В его понимании это было непреодолимым препятствием. При всем желании Даниэль не мог забыть о существовании пятилетней девочки и обезумевшего от горя господина Олсена. Когда-то они были семьей, которую он, Даниэль, собирался разрушить.

Кроме того, теперь он напряженно ждал от Эклы очередного обмана. Нет, до тех пор, пока она будет увиливать и сбивчиво говорить о своей любви, он не поверит ни единому ее слову. Он был дураком, когда верил ей и в упоении от прежде неиспытанного старался привязать к себе. Наверное, Даниэль был эгоистом, но он действовал из лучших побуждений.

– Посмотри на меня, – приказал молодой человек и, когда она обратила на него затуманенный взор, с силой встряхнул ее руки, которые еще покоились в его ладонях. – Говори. Говори обо всем.

– Что? – Она изобразила недоумение. – Что я должна говорить? Дэни, о своей любви к тебе я готова повторять бесконечно…

– Не нужно о любви, – возразил он, и его взгляд сделался жестким, а сердце – глухим к мольбам о снисхождении. Он больше не позволит ей обманывать. – Говори о главном. Я хочу слышать суть.

– Дэни, я не понимаю тебя! – почти со слезами взмолилась она.

Вокруг убогая комната. Обшарпанные стены и пыльный дощатый пол. Богато одетая дама дрожит у его ног, но, к счастью, Даниэль не страдал потребностью унижать других ради подпитки собственного тщеславия. В тот момент он испытывал глубокое сожаление.

– Прошу, расскажи мне о себе, – смягчившись, сказал Элинт. – Правду. Признайся: ты всё вспомнила…

Экла долго глядела на него снизу вверх – жалостливо и горько, словно побитая собака. Ее прозрачные глаза искрились, но уже от слез.

– Ох, Дэни! – вздохнула она.

Кажется, она боялась говорить без утайки; ей было трудно стать честной перед самой собой.

– Да. Я вспомнила. Родной дом оживил мою память – я вспомнила нашу встречу в ресторане, падение с лошади… Но даже теперь я не могу любить тебя меньше. Родной дом стал мне чужим, а люди – посторонними. Дэни, ведь я почти сразу полюбила тебя! – воскликнула она с жаром. – О, ты был таким чистым, таким печальным; в тебе было столько обаяния, что я не устояла перед соблазном…