Госпожа сочинительница

Как живется вам с другою.
Проще ведь? — Удар весла! —
Линией береговою.
Скоро ль память отошла.
Обо мне, плавучем острове.
(По небу — не по водам!)
Души, души! — быть вам сестрами.
Не любовницами — вам!
Как живется вам с

простою.Женщиною? Безбожеств?Государыню с престола.
Свергши (с оного сошед),
Как живется вам — хлопочется —
Ежится? Встается — как?
С пошлиной бессмертной пошлости.
Как справляетесь, бедняк?..
Рыночною новизною.
Сыты ли? К волшбам остыв.
Как живется вам с земною.
Женщиною, без шестых.
Чувств?.. Ну, за голову: счастливы?
Нет? В провале без глубин —
Как живется, милый? Тяжче ли.
Так же ли, как мне с другим?

Ну да, Константин женится на этой самой Муне, а потом вскоре разведется с ней — возможно, и в самом деле не справившись с пошлиной бессмертной пошлости. Судьба иной раз шутит превесело: Муна окажется соседкой Марины во Франции, в Кламаре, станет помогать ей при родах. Однако это лишь из чувства долга, а вообще-то она никогда не могла простить Марину за тот роман с Константином и отзывалась о ней, мягко говоря, неприязненно. Причем слова «очень тяжелый человек» — это самые теплые.

Впрочем, Муна была права «от» и «до»!

Но вернемся в Чехию.

Какое-то время Марина не могла отвязаться от прежней любви и пыталась уверить даже себя:

Всё ты один, во всех местах.
Во всех мастях, на всех мостах…

Потом принялась налаживать-чинить прорехи в семейной жизни и в собственном сердце.

Первую она залатала, зачав от мужа и спустя положенное время — родив сына, которого она почему-то приписывала даже не Родзиевичу (что было бы понятно), а Пастернаку, которого не видела с 1922 года. Сын же (Георгий Эфрон, Мур) родился в феврале 1925 года. Вторую — с помощью тоже же Пастернака, с которым у нее невероятный по накалу страсти эпистолярный роман, сравнимый лишь с подобным же романом, который произойдет у нее с Райнером-Мария Рильке, знаменитым австрийским поэтом.

Но Рильке — это далекое будущее, так же, как многие другие, вплоть до Арсения Тарковского. А Пастернак звучал в ее душе одновременно с Константином, звучал приглушенно, однако теперь Марина спешно «выставила» его на освободившееся пространство: напитывать ее душу любовной влагой.

«Как всё просто, и если бы заранее знать! Со мной всегдатак расставались, кроме Бориса Пастернака, с которым встреча и, следовательно, расставание еще впереди»…

И в тот туманный ноябрьский вечер 1924 года на Карловом мосту она почти спокойно вспоминала свое невероятное любовное прошлое. Ей сейчас было дико представить, что всего лишь год назад она мечтала о смерти и исступленно звала воду, чтобы поднялась и взяла…

Да, с Константином все было прекрасно, он — лучшее воспоминание ее жизни, и все же это было слишком приземленно, слишком близко — к земле и друг другу!

«Я не люблю встреч в жизни — сшибаются лбами. Две глухие стены. Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой, еще лучше — радугой, где под каждым концом — клад…»

Но, хоть она и умела виртуозно лгать себе и другим, потомкам и современникам, пражский рыцарь многое помнил и знал.

Бледно-лицый.
Страж над плеском века —
Рыцарь, рыцарь.
Стерегущий реку.
(О, найду ль в ней.
Мир от губ и рук?!)
Ка-ра-ульный.
На посту разлук.
Клятвы, кольца…
Да, но камнем в реку.
Нас-то — сколько.
За четыре века!
В воду пропуск.
Вольный. Розам — цвесть!
Бросил — брошусь!
Вот тебе и месть!
Не устанем.
Мы — доколе страсть есть!
Мстить мостами.
Широко расправьтесь.
Крылья! В тину.
В пену — как в парчу!
Мосто-вины.
Нынче не плачу!
— «С рокового мосту.
Вниз — отважься!»
Я тебе по росту.
Рыцарь пражский.
Сласть ли, грусть ли.
В ней — тебе видней.
Рыцарь, стерегущий.
Реку — дней.