– Тебе не кажется, что это слегка не твое дело? – поинтересовалась Коваль, докурив и отпивая кофе. – Почему вы все считаете себя вправе лезть в мою жизнь? Я ведь не трогаю тебя, хотя руки чешутся, башку оторвала бы тебе, дуре безмозглой, но молчу же.
– А ты не молчи! – с вызовом отозвалась подруга. – Я не слепая и вижу, как тебе хочется высказаться. Думаешь, мне самой все это нравится? Ничего подобного!
Марина подняла глаза и уставилась в лицо Виолы тяжелым взглядом исподлобья. Та поежилась и попыталась избежать игры в "гляделки", но ей никогда это не удавалось. Коваль еще какое-то время сверлила ее глазами, а потом спросила громким шепотом:
– Тогда зачем ты это делаешь?
– Не знаю… Он такой классный парнишка, жалко, что молодой.
В голосе подруги не было уверенности, Марина сразу чувствовала, когда Виола начинает крутить и пытаться спрятать что-то.
– Я иногда тебя не понимаю, Ветка. Ведь ты могла бы получить любого мужика, только раз взглянув на него, а ты валандаешься с сопливым пацаном, даже странно как-то.
– Ты не поймешь, – вздохнула Ветка. – Ты всю жизнь ни от кого не зависела, а я…
– Ты тоже какое-то время сама себе на жизнь зарабатывала, помнишь, как мы познакомились? – перебила Марина, не вполне понимая, что именно имеет сейчас в виду подруга. – Если честно, я виню себя за то, что свела тебя со Строгачом – это он приучил тебя к такой жизни, в которой не надо ни о чем думать.
– Глупости, – решительно отмела Ветка, которая на самом деле ни разу не упрекнула Коваль в том, что именно с ее подачи в Веткиной жизни произошли кое-какие изменения, причем не во всем положительные. – Я и сама всегда мечтала жить так, чтобы за меня кто-то решал, думал, определял. И вообще – хватит уже про меня, давай выкладывай, что случилось с Хохлом, раз он напился, – сменила неприятную для себя тему Веточка.
– Ничего не случилось, – раздался в дверях голос самого Хохла – весь помятый, всклокоченный, в тренировочных брюках, он стоял, ухватившись руками за косяки.
Появление в доме Ветки его не слишком обрадовало, да что там – просто разозлило. Хохол считал, что ведьма слишком уж откровенно претендует на Марину, слишком завладевает ее вниманием, пытается оторвать ее от него, Хохла.
– О, блин, ну и рожа… – протянула Ветка. – Тебя сейчас хорошо на ворота ставить – никто близко не подойдет.
– Очень смешно, – спокойно отозвался он. – Ты чего приперлась опять, на ночь глядя?
– Тебя проведать – соскучилась!
– Ага, расскажи вон собакам нашим, они и то не купятся! Чего надо?
– Ты почему так со мной разговариваешь? – возмутилась Ветка, устремив на Хохла взгляд своих синих льдинок. – Я тебе должна что-то и не отдаю?
– Заколебала ты, вот что. Больше ночевать у нас ты не будешь.
– Это кто же сказал? – вздернула тщательно выщипанные брови ведьма.
– Я.
– Да? А ты кто? Сам-то знаешь? – розовые губы искривились в брезгливой усмешке.
– Хватит! – рявкнула Марина, понимая, что ничем хорошим этот разговор не закончится. – Что опять делите? Места не хватает в трехэтажном доме?
– В койке твоей места не хватает! – схамил Хохол, выходя из гостиной и направляясь в душ.
– Придурок ревнивый! – пробормотала Ветка, закурив и выпуская дым колечками. – Маринка, он тебя скоро запрет в комнате и выпускать никуда не будет.
– А может, со мной так и надо?
– В смысле? – удивленно переспросила подруга.
– А вот в том самом смысле, что, может, если бы Егор не спускал мне все с рук, а, наоборот, держал меня на привязи, то и не было бы ничего – жили бы, как все люди живут…
– Да что ты знаешь-то про то, как люди живут? Люди в очередях давятся за продуктами, на китайской толкучке одеваются, считают копейки до зарплаты, которую выплачивают крайне нерегулярно! И не на "Хаммерах" рассекают, а на трамвае, они и слова-то такого не слышали – "Хаммер"! – вспылила вдруг Ветка, ткнув бычок в пепельницу. – Люди! Ты никогда уже не сможешь так жить, моя дорогая, ты просто по-другому устроена!
– Я не всегда была такой, как сейчас! – заорала в ответ Марина, уязвленная подобной отповедью. – Я прекрасно знаю, что такое считать копейки и ходить в зашитых колготках! Я с детства полы и туалеты в больнице драила, и не надо мне рассказывать теперь, как живут люди! Нашлась учительница!
Коваль вскочила, неловко наступив на больную ногу, охнула, но быстро овладела собой и распрямилась во весь рост. Ее лицо, и без того бледное, сейчас побелело совершенно, синие глаза вспыхивали яростью – такой подруга еще никогда ее не видела…
– Ну, ты даешь… – начала было Ветка, но тут в комнату заскочил Женька и, увидев слезы на Марининых глазах, без слов схватил ведьму в охапку и вынес из гостиной, а вернувшись, присел перед Коваль, вновь упавшей в кресло, на корточки и тихо попросил:
– Киска, не расстраивайся, ведь все уже кончилось. У тебя теперь другая жизнь, и ты тоже другая…
Она сползла из кресла на пол и села рядом с Хохлом, потянув его на себя. Он обнял ее и поцеловал в щеку:
– Соленая вся… а всегда была сладкая… Не плачь, маленькая моя, пойдем лучше прогуляемся, а то у меня мозги болят с похмелья, надо же было вчера так нажраться!