— Крест к небесам есть путеводитель беспреткновенный, высота и широта Креста есть мера свода небесного, — поучал Сильвестр. — Сила и могущество Креста — гибель всякой вражьей силы. Крестом смерть была умертвлена, и Адам получил жизнь. Носящий на раменах своих Крест делается подражателем Христу и также получает славу его со Христом! Вот так-то, Иван Васильевич, видишь, какая сила во Кресте. Месяц татаровый сей силой обладать не способен. А ты молись, Иван Васильевич, крепко молись! — повышал голос поп. — За всех русских молись, что в полоне у казанцев томятся и освобождения от тебя ждут… Долго ты передых не затягивай; как отдышишься малость, поосмотришься, так воинство со всей Руси собирай! Да и иди себе с Богом на ратное дело православных из полона выручать. Ты бы отца своего духовного слушал, митрополита Макария. Худого он не скажет! А от бояр стороной бы держался. И уж очень ты доверчив, государь, как дитя малое. Привязчивое у тебя сердце! Не будь таким, построже сделайся. А врагов своих карай без жалости! Вот и пример у тебя есть… султан Магмет. У басурман тоже можно кое-чему поучиться, власть они крепко умеют держать! Тебе тоже пристало за нее зубами держаться!
— Я бы город хотел заложить на Казанской земле, — поделился своими мыслями Иван Васильевич, — чтобы с него на Казань ступать легче было бы. Я уже для него в устье Свияги и место присмотрел… Касимовский царь Шах-Али подсказал.
— Это басурман-то?! — недоверчиво хмыкнул в бороду Сильвестр. — Ой, подведет он тебя, государь, чует мое сердце, подведет! Вот попомнишь мое слово! Рожа мне его безбородая не по нутру!
— Он верно служил еще моему батюшке, — робко возразил царь.
— Верно… служил, — легко согласился Сильвестр. — За это он своим татарам и не люб! Вот к тебе и льстится оттого… А строить город на Казанской земле — это дело! Только не обессудь, государь, за сомнение, но не послушают тебя бояре! Надо бы для них что-то хитрое придумать, тогда и город поставишь!
Боярская дума по обыкновению собралась в Грановитой палате. Не скуп был великий князь Иван Третий Васильевич — красотой любил себя окружить. Италийцев из-за моря пригласил Кремль выстроить. Злые языки поговаривали, что так он хотел жену свою ублажить — Софью Палеолог. Баба к роскоши привыкла — как-никак византийских кровей. Даже Грановитую палату на ее вкус расписал: на сводах слова из Библии — житию учат, над дверьми герб византийский — двуглавый орел со львами, а на стенах веселыми красками сюжеты из Нового Завета.
Вошел Иван Васильевич. Одет был царь по-домашнему — в одном парчовом халате, на ногах татарские ичиги, только руки крепко сжимали знаки царской власти — скипетр и державу величественную.
Бояре молча поднялись с длинных лавок и поклонами встретили государя. Иван Васильевич хмуро посмотрел поверх спин, склоненных в почтении, туда, где Богородица держала юного Иисуса.
— Заступись и не оставь! — прошептали губы государя. — Ух, ироды, на власть царственную посягать, ту, что Богом дадена! И матушку мою до смерти извели!
Царь решительно пересек Грановитую палату и прошел туда, где на высоких ступенях возвышался трон.
Бояре молча, опустив бороды, исподлобья наблюдали за государем, словно говорили: «Что же он на сей раз выкинет?»
А когда государь опустился на царский стул, заскрипели и лавки — то бояре присели вслед за самодержцем.
— А Ивашка-то вымахал, — шепнул Шуйский Иван своему брату. — Еще вчера малец был, а сегодня башка под самые своды! А кулачище-то, о-го-го! Такой в кулачном бою любого насмерть уложит!
Иван Васильевич помалкивал. Смотрел на скучные лица бояр, на яркие фрески. Иван Висковатый — думный дьяк, сидевший подле государя, — подтачивал ножом гусиное перо. Ближе всех к царю сидели Шуйские — они породовитее остальных будут. Иван, старший из братьев, расположился по-хозяйски, вольготно — закинув ногу за ногу. Здесь же был и степенный боярин Иван Челяднин, а дальше, почти на самом краю лавки, выбрал себе место любимец государя Алексей Адашев.
Великий князь задержал на нем взгляд и осторожно молвил:
— Ночью мне сон приснился. Явился мне во сне Бог, Спаситель наш Иисус Христос. — Он обвел присутствующих голубыми глазами, такими же, какие были у его матери-литовки. Все молча слушали, только окольничий Алексей Адашев, явно догадываясь, о чем пойдет разговор, одобрительно качнул головой. — Протянул Господь мне руку, тут я и на колени упал, губами его ладони хотел коснуться… А Спаситель и молвил мне по-доброму: «Святое вы, — говорит, — дело задумали — басурман казанских наказать. Должна там вера христианская восторжествовать», — Иван Васильевич обвел долгим взглядом бояр.
Петр Серебряный поглаживал бороду, воевода князь Юрий Булгаков только качал головой: «Привидится же такое!»
А государь меж тем продолжил:
— А потом он и говорит: «Просто так басурман не одолеть, город надобно строить!» И дал мне затем совет — заложить град в устье Свияги-реки. А уже оттудова на казанцев идти… А теперь я бы хотел ваше слово услышать, бояре!