Госпожа ворон (СИ)

— Ошибаетесь. Вы не можете так истязать себя, хотя бы потому, что я все еще надеюсь на наш союз, — безжалостно раздавил ее доводы Аймар. — Я переговорил с Ишли, — мужчина отпустил пальцы танши, поднялся и принялся расхаживать по комнате. — В двух словах он объяснил мне, что вы хотите взять себе несколько ребят в охрану из местных бойцов.

"Соврал" — мгновенно оценила Бану с благодарностью.

— И я в ответ попросил его устроить все сегодня-завтра. Захотите принять участие — еще не поздно. Но Ишли обещал переговорить с бойцами сам. Кажется, он не так был привязан к погибшей и сейчас в состоянии заниматься обычными делами.

Бансабира озлилась:

— Не смейте говорить со мной в таком тоне, — предостерегла танша: намек на то, что она ничего не делает, кроме как страдает, изрядно взвинтил и без того разнузданные нервы.

— А вы не смейте вести себя, как маленькая девочка, тану Яввуз, — не менее жестко осек Аймар, чем раздраконил Бану еще сильнее. — Не помню, чтобы Мать лагерей с таким пылом оплакивала собственного отца, когда я впервые встретил ее.

Бансабира вскочила со стула, уставившись на Дайхатта с абсолютной ненавистью в глазах:

— Кем вы себя возомнили, Дайхатт? Решили, мы уже женаты и у вас есть право указывать мне, где черное, а где белое? Вы в своем уме?

— А вы? — не менее пылко отозвался мужчина. — Сидите здесь, обливаясь слезами по женщине, которую иначе, чем призраком прошлого не назвать. И это вы? Женщина, которой я восхищался за талант не оглядываться на вчерашний день и переступать через все дерьмо Бойни Двенадцати Красок ради будущего?

— Плевать я хотела, чем вы там восхищались, — отрезала Бансабира, чем окончательно вывела из себя Черного тана.

— Бану, — гаркнул он.

— Аймар, — отозвалась она, и оба даже не заметили, что перешли на имена. — С чего вы решили, что знаете обо мне больше других? Только потому, что сопровождали какое-то время? Вы просто…

— Я видел достаточно, — нагло перебивая, отчеканил Аймар каждое слово. — Мать лагерей…

— Здесь я никакая не Мать лагерей.

— Так это Бану Изящная потащилась через полмира за разведчиком, который ей, как старейшине Храма Даг, элементарно не нужен? Это Бансабира Изящная, первый номер Храма Даг, которой нет иной потехи, чем избивать рабов и ловить пиратов, таскалась по Ласбарну, собирая новости?

— Не лезьте не в свое дело.

Слишком это все трудно сейчас, слишком непросто признавать его правоту. Она ткнула пальцем в сторону двери, сверкая изумрудными глазами, и ее голос сорвался:

— Убирайтесь прочь, Аймар.

— А вот теперь вы не смейте говорить со мной в таком тоне. Вы — Бансабира Яввуз, танша крупнейшего надела в Ясе, и вы не можете горевать тут, как какая-то безродная бродяжка. Ваши обязанности требуют от вас вполне решительных действий.

— В огне я видала эти обязанности, — процедила Бану сквозь зубы.

— А я нет. Скажите, что от меня требуется, чтобы наш союз состоялся? Заключить мир с Маатхасом? Предать Каамалов? Убить вашего деда или вывезти с этого проклятого острова, который не дает вам шагу ступить и вырваться из оков прошлого? ЧТО, Бану?

— Убраться с моей дороги, — проорала в ответ, пытаясь оттолкнуть Дайхатта в сторону. И, неожиданно для обоих, отхватила серьезную пощечину.

В голове прозвенела высокая, пронзительная нота, Бану даже утратила чувство реальности на несколько секунд. Что происходит? Где она? Кто с ней? Но потом постепенно прояснилось, и она уставилась на оглушенного собственным поступком Дайхатта, открыв рот.

— Следовало оставить вас рабом у Фарнэ, — обронила она, отворачиваясь.

Аймар не медлил. Стиснул ее плечо клещами длинных пальцев, развернул, другой рукой притянул за затылок, запрокинув голову женщины назад, и впился в губы неистово, жестко, не допуская противоречий. В нем не было ни нежности, ни даже осторожности. Тан открыто выражал намерения и не скрывал, зачем ему нужен этот брак: сила.

Все решала сила.

С замершим на пике бешенства сердцем Аймар отстранился от Бану на несколько дюймов. Его губы странно дрожали, время от времени чуть оголяя ровные белые зубы в голодном оскале. Мужчина тяжело дышал, не сводя глаз с лица Бансабиры. Его собственный лик темнел по мере того, как он находил в глазах танши все новые выражения. Вот она зла, в ярости и гневе, не знает, как лучше его убить. Вот скорее озадачена, и не знает, как реагировать. Вот утомлена и разбита. Вот попросту хочет отдаться на волю судьбы, власть которой видит в нем. А вот она чуть вздернула голову, и Дайхатт понял, что Бансабира совсем не против того утешения, которое он может и хочет ей предложить.