Госпожа ворон

Бансабира не чувствовала руки и ног. От глубокого дыхания кружилась голова, морской ветер прохладной ночью продирал насквозь. И вместе с тем, тело казалось разряженным и наполненным до чувства необъяснимого опустошения.

Бансабира облизала губы. Как будто не ее вовсе. Только тогда, от прикосновения к влажным губам стылой ночи, опомнилась. Железный путь позади.

Рамир, признавая власть, вынес ей копье. Ишли, приглашая в ряды своих, приблизился и укрыл теплым плащом из верблюжьей шерсти. Ирэн, приветствуя в рядах хозяев острова, поцеловала в запачкнные кровью губы.

— РААААААААА, — заголосили горожане и бойцы, и в следующий миг смолкли барабаны в пирамиде.

Среди мастеров Багрового храма с первым рангом стало на одного больше.

— Костры, — распорядилась Ирэн, сияя глазами. Обряд позади и теперь дело за праздником.

Бансабира оглянулась в начало Железного пути: Рамир глядел на нее с братской нежностью. Танша хихикнула: а вот Дайхатт выглядел совершенным идиотом с таким выражением лица.

Но Аймар не думал, как выглядит. Он встретил глазами лицо Бану и понял, как долго обходился без воздуха.

* * *

В излюбленной форме Храма Даг, Бансабира хохотала, как сумасшедшая, чувствуя, как горячее вино со специями растекается по жилам. По всему городу горели костры, дудели в рожки и били в барабаны те, кто умел это делать. Простые ритмы, примитивные мотивы: здесь, на острове Храма Даг искусство музыки было совсем не так изысканно, как в столице великодержавного Яса или даже на родном яввузовском севере, где сказители не знали равных в пении легенд и саг о событиях и героях древних лет. Клинки Богини могли немного. Те, кому доводилось путешествовать в разных землях, кто делал своей сильной стороной шпионаж и ради него годами проживал на чужбине, стараясь усвоить иноземные традиции как свои, кто имел врожденную склонность к искусствам, пели мелодичнее и за струны цитр дергали с большим чувством. Но их было намного меньше, чем простых горожан, да и их степень умения в редком случае можно было назвать мастерством.

И все же скромных возможностей хватало, чтобы до одури в глазах веселиться. Там, где не удавалось хорошо петь, удавалось брать громкостью. Там, где в танце не удавалось достичь изящества, удавалось взять высотой прыжка. А уж пиратские песни и пляски в Храме Даг и вовсе знали все: уж сколько этих крыс отловлено за века. Уж сколько эти крысы понавезли отовсюду причуд, привычек, суеверий. О, рабская сила в Храме Даг была сплошным пестроцветьем. И именно из-за этого здесь полноценно не прижилась ни одна из привезенных культур.

Однако это не мешало празднующим распевать на все лады.

Летит корабль, измученный в просторах,

Сквозь мглу на скалы, потеряв штурвал.

Во весь опор несется в бурном море,

Безумств которого я прежде не видал,

Но и тогда тем странникам неведом

Мой трепет перед Имире прекрасной:

Хоть я и был корыстно ею предан,

Огнем любви терзаюсь ежечасно.

Ирэн прислушивалась к пению, глядя на моложавого перспективного Клинка с восемнадцатым рангом по имени Рактан с легким недоумением. Сидевший у нее под боком Ишли спьяну наваливался на Ирэн плечом и лез с объятиями. Та его только отталкивала, посмеиваясь.

— И где этот малец только набрался такого?

— Всеблагая, Ирэн, ну зачем тебе этот малец, когда есть я? — обижался Ишли, разворачивая Ирэн. Та то отнекивалась, то отшучивалась, то целовала Ишли играючи, кусаясь и хихикая, как девчонка.

Поодаль на балконе второго яруса пирамиды храма одиноко стоял Гор, наблюдая за ними и, когда Ирэн внезапно выхватила его глазами из освещенной факелами ночи, поманил рукой.

— Мне пора, — заявила Ирэн, бросая Ишли. Тот, замычав, повалился на траву. В штанах теснило, а в голове мутнело от выпитого. С годами он стал пьянеть так быстро, проклятье…

— Ты чего это тут делаешь? — Тиглат стоял, не приближаясь вплотную к парапету.

— Любуюсь, — отозвался он подошедшей Ирэн.

— Заметила я, заметит и она.

— Ты знаешь, что я здесь, а она нет. Ей же в голову не может прийти, что это я тут стою.

— И впрямь, — обронила Ирэн. Представить, чтобы Тиглат Тяжелый Меч явился куда бы то ни было в обычном городском платье ярко бирюзового цвета с красным поясом и насыщенно синим платком на ласбарнский манер, было за гранью возможного. — Но если ты хотел затеряться с таким нарядом в толпе, — Ирэн снова снисходительно окинула друга взглядом, — то на всякий случай напомню, толпа — это вон та, внизу, масса людей. А здесь ты один-одинешенек и яркий, как попугай.

— Неважно, — Гор качнул головой и глянул в глаза Ирэн.

"Я не мог пропустить такой день" — прочла женщина.

Прямо под балконом, где стоял новообращенный первый номер среди Клинков Матери Сумерек, прошли несколько ребят из горожан, орущих один громче другого:

Чтобы любимую спасти,

Йо-хо, йо-хо.

Мне надо за море идти,

Йо-хо, йо-хо.

— Пойдем внутрь, здесь шумновато, — пригласила Ирэн вглубь пирамиды.

Тиглат мотнул головой:

— Я хочу смотреть на нее.

— Тиглат, — с пониманием в голосе позвала женщина.

— Ирэн, — злобно прорычал Гор.