Гость Дракулы и другие странные истории

Как и любой путешественник, я успел посетить все достопримечательности Парижа в первый же месяц, после чего принялся искать развлечений в других местах. Побывав в наиболее известных пригородах, я начал понимать, что неподалеку лежит настоящая terra incognita[7], о которой умалчивает путеводитель, и скрываются эти неведомые земли в малонаселенных краях между предместьями, привлекающими туристов. Я принялся приводить свои исследования в систему и каждый день возобновлял их с того самого места, где остановился накануне.

Мало-помалу странствия завели меня в окрестности Монружа, и я обнаружил, что там-то и раскинулась неизведанная Ultima Thule цивилизованного мира, изученная так же плохо, как и земли в истоках Белого Нила. Итак, я решил подвергнуть философскому осмыслению привычки, жизнь и ремесло мусорщиков.

Труд этот был неприятным и тяжким и не обещал сколько-нибудь достойной награды. Но, несмотря на все доводы рассудка, во мне возобладало упрямство, и я взялся осуществлять свой замысел с таким пылом, который вряд ли бы сопутствовал мне в ином начинании, сулившем какую-либо выгоду.

Как-то в конце сентября, после полудня, я забрался в святая святых города праха. Место это явно служило обиталищем многим шифонье, так как в нагромождениях мусора, высившихся вдоль дороги, наблюдалась определенная упорядоченность. Я миновал эти застывшие наподобие часовых холмы, намереваясь проникнуть дальше, к самым истокам свалки.

По пути я заметил мелькавшие то тут, то там за горами отбросов силуэты, – видимо, местный люд с интересом наблюдал за чужаком. Я словно бы странствовал по маленькой Швейцарии, и тропа извивалась так, что за поворотом уже не видно было того, что осталось позади.

Наконец я вышел к некоему подобию городка, где обитали шифонье. Там виднелось множество лачуг – такие встретишь в отдаленных уголках Аллановой топи: незатейливые хибары с плетеными, обмазанными грязью стенами и крышами из никуда не годной соломы. В подобные жилища не хочется заходить, и даже на акварели смотрятся они живописно, только если их намеренно приукрасить. Посреди городка высилось одно из самых странных сооружений (назвать его домом язык не поворачивался), какие мне когда-либо доводилось видеть, – огромный старинный шкаф, колосс родом из будуара времен Карла VII или Генриха II, который приспособили под жилье. Двери стояли нараспашку, открывая внутренности шкафа взгляду стороннего наблюдателя. В одной половине было устроено некое подобие гостиной (четыре на шесть футов), и там вокруг угольной жаровни сидели, покуривая трубки, шестеро стариков-солдат времен Первой республики в изорванных и изношенных до дыр мундирах. Судя по всему, люди они были пропащие, как говорят французы, отъявленные mauvais sujet[8]: их мутные взоры и безвольные подбородки выдавали пристрастие к абсенту, в глазах застыло измученное выражение, свойственное опустившимся пьяницам, а еще затаенная ярость, которая с невероятной силой пробуждается после попоек. Во второй половине шкафа, сохранившейся в своем первоначальном виде, остались с былых времен шесть полок, вот только каждую из них заузили вдвое и превратили в койку, застелив тряпьем и соломой. Шестеро героев, обитавших в шкафу, с любопытством уставились на меня. Пройдя чуть вперед, я оглянулся и заметил, что они о чем-то шепчутся, склонившись друг к другу. Мне это совсем не понравилось, ведь место было весьма безлюдным, а внешность стариков – поистине злодейской. Но я не видел причин бояться, а потому отправился своей дорогой, все дальше и дальше углубляясь в неизведанную Сахару. Тропа изрядно петляла, и, описывая полукруг за полукругом, словно на катке, я скоро перестал понимать, в какой стороне юг, а в какой север.

Пройдя вперед еще немного и завернув за мусорную кучу, еще находившуюся в процессе возведения, я обнаружил старого солдата в потрепанном мундире, сидевшего на охапке соломы.

– Ого! – сказал я самому себе. – А солдат Первой республики здесь в избытке!

И прошел мимо. Солдат ни разу на меня не взглянул – сидел, бесстрастно уставившись себе под ноги.

– Подумать только, до чего может довести суровая военная жизнь! – снова сказал я сам себе. – Этот старик уже не способен на любопытство.

Но, пройдя несколько шагов, я внезапно обернулся – и оказалось, что любопытство еще живо в нем: старый воин, подняв голову, провожал меня довольно странным взглядом. Он походил на тех шестерых героев из шкафа. Заметив, что я смотрю на него, вояка тотчас же опустил глаза. Довольствовавшись фактом его странного сходства с теми шестерыми и не думая больше о нем, я двинулся дальше.

Вскоре мне повстречался еще один старый солдат, чей облик напоминал предыдущих. Он тоже будто бы не замечал меня, когда я следовал мимо.