— Ват из ит⁈ — резко вскрикнул мистер Баткин, когда увидел, что вместо картины Хальса висит объявление, что данное произведение мирового искусства уехало на реставрацию.
— Здесь написать, что картин уехать на ремонт, — сказала мисс Анна.
— Ват те хелл канд оф репирс⁈ Дэмм! — закричал иностранец, помянув на английском языке чёрта, и, схватившись за сердце, стал медленно валиться на пол.
Наша новоявленная шпионка подхватила тело англичанина и, растерянно глядя по сторонам, выкрикнула:
— Вир браушен хейр софорт айнен санитатер! Врача! Срочно!
Затем камера запечатлела на крупном плане ошалелое лицо Питера Баткина, потом, висящее на стене объявление ушло в расфокус, а когда фокус вернулся, то мистер Баткин и мисс Анна уже сидели за столиком в кафе. Эту сцену мы сняли в кафе «Ленфильма» в тот же день, так как некогда было городить соответствующую декорацию.
— Вам уже похорошеть? — с сочувствием спросила Анна Казанцева.
— Е, ис олл райт, — с небольшим раздражением произнёс Питер Баткин. — Франс Хальс — это есть мой фейвор аутор, любимый аутор. Мисс Анна, ват кулд ит би? Что это значить?
— Я немного знать работа музей, — защебетала Вертинская-Казанцева. — Это есть план реставрация, плэн ресторейшен. Не надо так волновать себя. Что это быть за портрет?
— Это быть евангелист Лука, — выдавил из себя Дмитриев-Баткин, бросив на свою красивую спутницу жалостливый взгляд.
«Знатно я обкорнал этот эпизод, отправил в корзину почти половину. Вылетела сценка как бы случайной встречи в кафе и тот момент, когда Баткин, пытаясь завязать более тесное знакомство, получает по сусалам. Это лишнее», — усмехнулся я про себя, когда на экране кинотеатра начался 12-й эпизод моего детектива.
Сначала в кадре появился коридор киношного отделения милиции, по которому сновали актёры массовки. Одна половина из них была переодета в милицейскую форму, вторую мы облачили в гражданскую одежду. Кстати, изолятор временного содержания или в простонародье «обезьянник» тоже не пустовал. Я туда определил одного из наших техников, высокого и мускулистого парня, специализация которого была в том, чтобы катать съёмочную тележку.
Звали техника — Юра, и когда костюмерша напялила на него рваную тельняшку, наши советские фирменные трико с оттянутыми коленками, а на голову тюбетейку, то я просто не удержался и написал маленькую сценку для него. Кстати, тюбетейки в Ленинграде были очень распространены, их носило огромное количество детей. Чем это объяснялось, лично я не знал, но выглядел этот головной убор на здоровяке Юре очень комично. В довершении образа хулигана технику пририсовали здоровый фингал под левым глазом.
— Товарищ старший лейтенант, Владимир Сергеевич, опять не за что сцапали, — жалобно застонал техник Юра, прижавшись лицом к решётке, когда в отделение милиции вошли опера Володя Казанцев и Слава Волков. — Вы за меня похлопочите, я в долгу не останусь.
— Славка, погоди, — буркнул Видов-Казанцев и, остановившись напротив «обезьянника», спросил, — значит, вновь тебя, Шумихин, обидели не за что? То есть это не ты по пьяной лавочке поколотил своих соседей?
— Они сами на меня нарывались, — потупив взор, проворчал задержанный. — Ханыгой обзывали. Это я-то ханыга⁈ Они сами-то на себя в зеркало смотрели?
— А общая входная дверь, которую ты выбил в коммуналке, тоже на тебя нарывалась? — с угрозой в голосе произнёс Казанова. — А ведь я за тебя в прошлый раз поручился. Дескать осознал, Шумихин, с пьянкой завязал.
— Сорвался, с кем не бывает, — буркнул техник Юра. — Вы же меня, Владимир Сергеевич, как облупленного знаете, у меня трое детей, у меня руки золотые, мне в тюрьму нельзя.
— Володь, пошли, — вмешался в разговор Стеблов-Волков. — Плюнь ты на него. Ничего, годик посидишь, поумнеешь, — отмахнулся он от задержанного хулигана.
— Это всё правильно, только кто детей кормить будет, когда жена больная? — пробормотал себе под нос Володя Казанцев и сказал задержанному, — я, конечно, постараюсь, чтобы тебе влепили денежный штраф. Но чтобы через неделю лично мне принёс справку от врача.
— Какую ещё справку? — вяло улыбнулся хулиган.
— Такую, что ты начал лечение от скудоумия! — выпалил Казанова и постучал кулаком себя по голове.
— От нарколога справку. Что тебе ещё объяснить? — хмыкнул Волков и вместе с Казанцевым пошёл дальше по коридору в сторону своего кабинета.
— Спасибо, Владимир Сергеевич, я в долгу не останусь! — закричал вслед задержанный хулиган, прижавшись лицом к решётке. — Мне в тюрьму нельзя! У меня трое детей! У меня руки из золота! У меня грамота есть от профкома!
А тем временем в просторном кабинете оперативников сотрудник патрульно-постовой службы, которого играл мой друг Генка Петров, стоял, переминаясь с ноги на ногу, рядом со «следачкой» из прокуратуры. Анастасия Абдулова что-то рисовала на листе бумаги, и за этим процессом молча наблюдали капитан Андрей Ларин и подполковник Юрий Александрович Петренко. В дверь вошли Володя Казанцев и Слава Волков и, тихо козырнув старшему по званию, также присоединились к безмолвным зрителям.