— И ничего я не похорошела и не выросла… — сама не понимая, что несет, забормотала Ирка. — Просто ты меня четыре года не видела…
Мамины ярко-голубые глаза мгновенно налились слезами:
— Я… Я, конечно, понимаю, что я… Что меня давно не было… Ну хоть ты-то не упрекай меня, Ирочка! Довольно я уже от твоей бабушки наслушалась! — вскричала она.
Ирка почувствовала, как руки у нее невольно сжимаются в кулаки. Бабка! И что она вечно… И куда она лезет? Мамы столько не было, а она…
— Все хорошо, мама! — снова прижимаясь к маме и обхватывая ее руками за талию, выдохнула Ирка. — Я не упрекаю, слово… — у нее едва не вырвалось «слово ведьмы!», но остатки здравого смысла дернулись где-то в глубине разума, и она успела исправиться: — Честное слово! Ты приехала — и все хорошо!
Проклятье, слова тоже путались, еще хуже, чем мысли. Ну как сказать маме: плевать, сколько тебя не было, главное, сейчас ты тут! Ирка могла только прижиматься теснее, обнимать все крепче…
— Правда? Ну и замечательно! — обрадовалась мама. — Только пусти меня, пожалуйста, Ирочка, а то сейчас задушишь…
Ирка испуганно отпрянула. Неужели она совсем потеряла голову и использовала свою оборотническую силу? Господи, ведь это же переломы, внутренние кровотечения… Девчонка с ужасом уставилась на маму…
— И халат запачкала, — мельком обронила мама, кончиками ухоженных ногтей касаясь жирно-черной полосы, появившейся на снежно-белой пушистости ее купального халата.
— Прости! — охнула Ирка, но мама еще раз брезгливым движением провела по пятну и раздраженно уставилась на свои испачканные пальцы.
— Я уже и забывать стала, какая тут кругом гадость! — в сердцах бросила она. — Грязь, всюду выбоины, ямы, все поломанное… У нас в Германии такого никогда бы не допустили! Неужели ничего нельзя сделать?
Ирка почувствовала, как у нее краснеют лоб, щеки… Если бы она знала, что мама вернется — она бы наплевала на ведьмовскую конспирацию и что-нибудь придумала! Например, заклятье для выравнивания асфальта!
— Прости… — повторила она. — Я думала… не знала… я постараюсь…
— Зовсим здурила дытына на радостях — за асфальт извиняться почала! — стряхивая свою старую, затрепанную куртку (и откуда она ее только вытащила, давно ведь уже новую купили!), объявила бабка и пристроила это заляпанное грязными пятнами убоище на вешалку — прямо поверх коротенького мехового жакетика. Наверняка маминого! — Зараз ще лопату визьмет и побижить ямы закопувать! А було б чему радоваться-то… — Бабка скользнула по маме пренебрежительным взглядом… и с силой хлопнула ладонью по своей куртке. Взлетевшие из-под дырявой плащовки хлопья гнилого синтепона мелкой крошкой осыпали светлый мех.
— Прекрати! — сморщившись, как от больного зуба, вскричала Иркина мама.
— Шо конкретно? — поинтересовалась бабка, продолжая похлопывать ладонью по куртке — каждый хлопок сопровождался взлетающим облаком.
— Вот это! Пыль разводить!
— А я у сэбэ вдома! — немедленно приняла подачу бабка. — Хочу — пыль развожу! Хочу — качучу пляшу! — И для подтверждения своей свободы и независимости пару раз стукнула каблуками в пол и резко вскинула руки. — Хей-о!
— Ох, да делай что хочешь! — Мама досадливо отвернулась от бабки. — А тебя я кое с кем познакомлю! — вскричала она, обращаясь теперь только к Ирке. Взяла дочь за плечи и, мягко надавив, заставила повернуться. — Вот! — указывая на стоящего в кухонных дверях мужчину, провозгласила она с явной гордостью. — Это — Тео! Герр Тео Фелл! Мой муж! Я теперь фрау Фелл! — восторженно взвизгнула мама и, кажется, с трудом сдержалась, чтоб не запрыгать, хлопая в ладоши.
Ирка поглядела на герра Фелла и навесила на физиономию дежурную улыбку «хорошо-воспитанная-девочка-встречает-друзей-своих-родителей», которую ей случалось подсмотреть у Таньки. Чтоб прикрыть разочарование. Мужчина, вызвавший у ее мамы такой бурный энтузиазм, был… скажем так… не очень… В общем, ничего особенного — тем более, рядом с ухоженной, как кинозвезда, мамой! Низенький и кругленький, пивной животик «курдючком» победно торчал между разошедшимися полами смешной кургузой домашней куртки. Пухлые щеки сильно отливали краснотой, словно немец только что зашел в дом с мороза, а между полными губами любителя хорошо покушать была зажата коротенькая, потемневшая от времени курительная трубка. Разве что глаза под стеклами круглых роговых очков Ирке понравились — веселые и чуть-чуть насмешливые; они перебегали с бабки на Иркину маму, потом на саму Ирку, снова на бабку…
— Ты о нем ничего не знаешь, а он о тебе много раз слышал — я ему постоянно рассказывала, что здесь, в далеком городе на Днепре, у меня растет чудесная дочка. Правда, Тео? — продолжала радостно тарахтеть мама.
— Авжеж! — немедленно влезла бабка. — Кожен вечер — пивка своему немчуре товстому нальет, сядет з ним рядком… — Бабка подперла щеку ладонью, принимая позу сказительницы из старых фильмов. — И як заведет про дочку з Днепра… Замист того, щоб подзвонить або письмо дытыне написать — про грошей прислать я вже не кажу!