Гость внутри

Это было окно в другой мир, совсем не тот, в котором жил я. Меня тянуло туда, хотелось войти в этот желтый, теплый свет, сказать какую-нибудь глупость, вроде «Вот и я». Сесть за стол, где уже готов стакан с чем-то жгучим и где чай сбивает с ног, а коньяк бодрит. И нет душка разложения пополам с отложенной смертью богемных вечеринок. В этом мире есть будущее, есть любовь и никто не боится жить и чувствовать.

Лежать в темноте коридора и жадно впитывать этот свет, этот звук и этот запах. Вечно лежать. Так бездомная псина смотрит на костер ночного пикника. Где весело и вкусно, где тепло и не страшно, где могут погладить по холке и поделиться. Нужно только перешагнуть через круг, очерченный светом. Нужно только сделать этот шаг.

Я двигался по коридору спиной вперед. Глядя, как удаляется от меня удивительное сияние, как оно становится все дальше и слабее. Я грязная и ободранная дворняга. Мой дом темнота. Зачем мне портить свет собой?

Около нужного мне окошка было как-то особенно темно, и сейчас это меня только радовало.

Выбить окно, не производя лишнего шума, оказалось довольно просто. Однако с тем, чтобы забраться под самый потолок, возникли проблемы. Простое упражнение, вроде подтягивания, оказалось трудновыполнимым. Я елозил по окрашенной в блекло-зеленый цвет стене, подпрыгивал, испуганно замирая после каждой неудачной попытки.

Содранные локти начало печь, когда справа сзади послышался шорох. Мне показалось, что я прикипел к месту, медленно погружаясь в клейкую массу, вроде янтаря. Не повернуться, не вздохнуть. За моей спиной кто-то был. В тишине ночной больницы раздавалось шипение, какой-то скрип. Чувствуя, как волосы на спине встают дыбом, я медленно, преодолевая сопротивление внезапно загустевшего воздуха, обернулся.

Там, в окошке ближайшей палаты, на меня смотрело чудовище. Распахнутые ноздри, рот-пьявка, острые сколы зубов и выпученные глаза дополнялись паром, который вырывался изо рта монстра. Только огромное усилие воли помогло мне справиться с подступающей истерикой и понять, я буквально заставил себя понять, что это обычное человеческое лицо, только плотно прижатое к стеклу изнутри палаты. Давешний псих, разбуженный моими метаниями, старался рассмотреть что-либо в темноте коридора. Замерев, я смотрел, как со скрипом и шуршанием он елозит по стеклу.

Мои ноги сделались ватными. С неожиданной ясностью я осознал, что не смогу совершить побег. Что меня вернут в палату. Накачают дурью по самые брови, и я закончу свою жизнь таким, как он. На «тихом» этаже. В безнадежной тоске разглядывая ножку кровати и бросаясь на стены в полнолуние.

Кажется, в этот момент со мной говорил кто-то из моих «гостей», они убеждали, пытались меня растормошить. Но я все смотрел на этот прилипший к стеклу кошмар, на кровавые полоски, что оставляют расплющенные ноздри, на сломанные зубы, на темноту глаз…

Из этого ступора меня вывел только невнятный звук какой-то возни в дальнем от меня конце коридора. Шепот. Влажное шлепанье. А после резкий, хватающий за сердце женский крик!

Ледяным ветром дунуло в затылок, сделалось трудно дышать.

Хруст и плеск. Крик и вой. Звон и грохот опрокидываемой мебели. Все эти звуки, многократно усиленные эхом, обрушились на меня, толкнули в спину, бросили на колени.

Псих за дверью наконец увидел меня, дико заорал и начал колотиться о дверь. В стекло брызгала кровь, ручка бешено вертелась, сыпалась штукатурка. Где-то в других палатах тоже закричали, проснулись.

Наконец я обернулся. И то, что я увидел, заставило меня прижаться к стене.

Там, где когда-то был теплый свет, другой мир, жаркий костер, теперь было темно. Глухо и пусто. Как бывает на залитом водой пепелище. А вдоль коридора кто-то двигался. Неровно, хромая и поскальзываясь, волоча за собой какой-то мешок. Вот фигура миновала лестничный пролет, сделала шаг дальше, но мешок зацепился за угол. Человек дернулся, потянул. Затем, на удивление домашним движением, ткнул пальцем в выключатель.

Вспыхнувший свет заставил меня зажмуриться. Но не от яркости ламп.

Я не хотел видеть.

Там, привалившись к косяку, стоял Гоша. В руке его был зажат изогнутый инструмент, вроде пожарного багра, только короткий. Ноги были по колено в крови. Руки, грудь и лицо залиты сплошным потоком красного. И только глаза выделялись на этом страшном фоне. Двумя черными провалами. Черной пустотой глядел он перед собой. И я узнал эту тьму и этот холод.

Выли в моей голове «гости». Колотились больные в двери палат. Кровь заливала пол. А я все никак не мог оторвать взгляд от того, что тащил за собой тот, кто когда-то был Гошей, добрым, большим и сильным медбратом. Две стройных ноги высовывались из-под истерзанного больничного халата. Странно чистые, белые ноги на фоне кровавого хаоса казались чем-то нездешним, чуждой деталью, прилепленной на картинку каким-то шутником-идиотом. Чистые, белые ноги из неузнаваемого мешка с кровавым мясом.

Меня начало рвать, и я упустил тот момент, когда Гоша двинулся на меня. Он оставил тщетные попытки вытащить багор из тела медсестры и пошел на меня так, с голыми руками.